— Это Лобов… Подключай… Я ходил с Лобовым. Чем хуже, тем он веселее.
— Дай давление… Вытащим, если не помешает запах.
— Холодовский говорит: запах кончился. Я ему верю.
— Холодовский не говорит зря. С ним работать — удовольствие. Он на сварке стоял у меня в подручных. Давно, правда. Он сделает защиту… Курт, давай дозатор.
— Я даю дозатор. Холодовский — это колоссально.
— Внимание. Даю поток…
Кедрину не хотелось уходить отсюда. Это было интересно — и суставчатая труба, выползшая откуда-то из-под пола и дотянувшаяся до корабля, и люди, управлявшие этой трубой и какими-то связанными с нею механизмами. Кедрин подумал сначала, что все это дело автоматов и людям нечего терять время на такие операции. Потом он сообразил, что никто не станет держать на спутнике автоматы для заправки таких кораблей, которые не заходят на спутник и уже списаны с орбит. Значит, если бы люди не смогли что-то наладить, корабль вообще нельзя было бы заправить, пришлось бы специально привозить автоматику с Земли. А если бы пришлось тебе, ты бы смог? Нет… Я ведь в этом ничего не понимаю. Да, здесь людям приходится быть если не универсалами, то что-то вроде этого.
Один из монтажников покосился и сказал: «Пассажир…» «Пассажир», — откликнулся другой, и это было все. К Кедрину подошел маленький, плотный человек. — Вы с глайнера? — спросил человек. — Шеф-монтер просил меня побыть с вами. Может быть, вы хотите осмотреть спутник? Я бы на вашем месте не стал осматривать спутник. Обыкновенный спутник, ну и что? Это закрытый док. Он принимает корабли для ремонта.
— Большой док, — сказал Кедрин.
— Нет, маленький корабль. Сюда может зайти и транссистемный. Длинный, правда, не может.
— Длинные корабли — это звездолеты, да? А почему…
— Почему длинные? Потому, что они длинные, конечно. Нельзя же длинный корабль назвать коротким. А кроме того, они ходят на длинные дистанции. Звезда Арвэ, например…
— Я не силен в астрономии.
— Конечно, этого же нельзя требовать от всех. Но уж характеристики-то Арвэ вы знаете?
— Не знаю, — виновато сказал Кедрин.
— Он не знает, — сказал человек. — Оказывается, есть люди, которые не знают характеристик Арвэ. Хорошо. Так что вы будете делать? Я сегодня дежурю по спутнику, у меня не очень много времени. Или вы хотите уже обратно на Землю? Извините меня за нелюбезность, но около этого проклятого Трансцербера гибнут люди. Если бы я мог это предвидеть, я бы и не занимался вычислениями.
— Какими?
— По определению орбиты. Меня зовут Герн, и это я открыл его. Разве я мог знать, что у них разнесет реактор? Я не мог этого знать. А здесь Кристап ранен…
— Спасти их возможно? — спросил Кедрин.
— Проклятый запах…
— Так что же такое запах?
— Если бы я знал это, так я бы был умен, как Холодовский. Но я не Холодовский. Это угроза людям — вот все, что я знаю. Идемте к шеф-монтеру.
— Зачем?
— Он просил привести вас. Откуда я знаю зачем?
— Да зачем в самом деле? — проговорил голос за спиной. — Я бы отказался… Так хорошо у Слепцова…
Кедрин резко обернулся. Наивные глаза смотрели на него. Они доброжелательно улыбались, и выражение безмятежности господствовало на лице.
— Вы… — сказал он, но Велигай приветственно поднял руку. Глухо стукнула дверь, уводившая куда-то — просто куда-то.
Кедрин затоптался на месте, не зная, то ли броситься за Велигаем, то ли… Герн, обернувшись, схватил его за рукав.
— Так что, я должен вести вас за ручку?
— Кто он в конце концов?
— Кто он?
— Велигай.
— Велигай? — спросил Герн, и его брови полезли вверх. — Такого монтажника нет…
«Этого еще не хватало», — подумал Кедрин.
— Вы пойдете? Или вас надо нести?
— Да иду я, — с досадой сказал Кедрин.
Они шли по залу, по гулкому полу. Кедрин старался ступать осторожно, ему казалось: ступи посильнее, и громкое эхо разнесется по всему огромному цилиндрическому объему. Герн шел чуть раскачиваясь, шаги его совсем не были слышны. Потом лифт долго нес их вниз. Они вышли в длинном коридоре. И спереди и сзади коридор плавно загибался, уходил вверх, и Кедрин понял, что они находятся уже в одном из огромных тороидов. Пройдя метров пятьдесят, Герн остановился возле двери.
— Вообще-то он здесь, — сказал Герн, глубокомысленно подняв брови и почесав нос. — С одной стороны… А впрочем…
Он открыл дверь. Кедрин вошел. И тотчас отпрянул назад, прижался спиной к стене.
Шеф-монтер даже не заметил его появления. Он сидел на стуле поодаль от ложа, на котором лежало что-то завернутое в белые ткани, и из этого белого торчали только голова и рука. Глаза лежащего были закрыты; три длинные гибкие металлические лапы, выходящие прямо из потолка, покачивались перед ним — одна тянулась к руке, две другие, медленно втягиваясь, поднимали к потолку какой-то блестящий прибор. Первая лапа схватила лежащего за руку, обернулась вокруг кисти, что-то прижала к ней — лежащий поморщился и, не открывая глаз, проговорил:
— Ух, ух, какая пакость!..
— Не ври, — сказал Седов. — Не больно.
— Терпеть не могу этаких холодных прикосновений. Как будто лягушку гладишь. Тебе приходилось?
— Давай серьезно, Кристап, — сказал шеф-монтер.
— Если серьезно, то они меня залечат, а мне всего лечения — покрутиться в пространстве. Подумаешь, пара синяков. — Он умолк, на лбу его проступил пот. Тотчас же сверху спикировала лапа с тампоном, вытерла пот, убралась восвояси. — А вообще подносилась моя электроника…
Голос его был тих и в то же время очень громок, и громким было хрипловатое дыхание. К тому же звук голоса шел откуда-то совсем с другой стороны. Лишь вглядевшись, Кедрин различил прозрачную стену, разделявшую комнату пополам.
— Вот подлечат — покрутишься в пространстве, — пообещал Седов. — Сейчас нам придется крутиться. Сроки по длинному сокращаются…
— Месяцев за пять сделаем, — сказал Кристап.
— За пять сделаем, — согласился шеф-монтер. — А надо за три.
— Пожалуй, не сделаем.
— Как же мы не сделаем?
— Сделали бы, если бы не запах. Такого запаха не было даже в Экспериментальной зоне.
— В Экспериментальной не было.
— Слушай, — сказал Кристап, и даже попытался приподняться на локте, и открыл вдруг заблестевшие глаза. — А ты помнишь, чем пахло на Экспериментальной?
— Арбузами пахло.
— Арбузами… — сказал Кристап и засмеялся. — Вот именно, что арбузами. Так мне тогда хотелось арбуза!.. А сейчас не хочется.
Наступило молчание. Кедрин почти решился открыть рот, как Седов негромко сказал:
