Златовлас вскоре нагнал Влада, и, взмахнув тонкой тростиночкой огрел белую козу, что выбившись из общего строя, остановившись, поворотила вправо. Коза звонко мекнула и сердито тряхнула головой, пугая крепкими рогами своего обидчика.
– Чего ты? – вопросил Владелин и гневливо зыркнул на товарища. – Пошто ее огрел?
– А чего она из ряду выбилась? – откликнулся немедля Златовлас и спешно дожевав, сглотнул свою снедь.
– Не выбилась, а просто обернулась, – глубокомысленно пояснил Влад и кивнул на шагающих позадь козы двух молоденьких козляток. – Вишь за детками она своими приглядывает. – Мальчик широко улыбнулся и вовсе по-доброму добавил, – тревожится, чтобы они не отстали, да не обидел их кто-нить… таковой… шибко часто прутиком помахивающий.
Злат, как звали мальца промеж себя в семье, почему-то горестно дыхнул, а после уже более миролюбиво посмотрел на белую козу и впрямь всяк раз оглядывающуюся и возбужденно мекающую идущим вслед за ней двум серо-белым козляткам.
– Нешто ты думаешь и у нас должна быть мать? – едва слышно вопросил Златовлас, и повернув голову влево пугливо глянул на идущего с той стороны стада Выхованка, могшего единождым махом прекратить все эти смутно возникающие беседы в своей семье.
– А то… – словно ожидая того спроса, отозвался Влад и смахнул с лица пряди волос, кинутых туда просквозившим подле ребят ветром. – Ты чего ж не видишь, что ли… У всего есть мать и отец… у всякой животинки, птицы… Вона ты третьего дня сам глазел как наш Бешка Малену покрывал, как то выразился вуй. А после того укрывания знаешь чё будет?!
Отрок не столько спрашивал у товарища, сколько утверждал для него лично неоспоримую истину.
– Чё будет? – Злат, по-видимому, отличался не только слабой волей. Он то ли по малолетству, то ли от врожденных генов не обладал любознательностью и сообразительностью, каковая была присуща Владелину.
Да и вообще, коли говорить правду, вся любознательность, сообразительность, и, несомненно, ум в семье Выхованка, достались лишь Владу с пытливым, примечающим взглядом и своим мнением на все.
– А потом, потом будет козленок, а может и два, – молвил малец, и, повернув голову налево, воззрился на Злата, самую толику скривив уста, будто сопереживая таковой непобедимой тупости товарища. – Я это уже давно приметил, такое и вуй мне тоже пояснил. Вот и петух наш… вспрыгнет на курицу, топчится на ней, а погодя – бах! И на-ко тебе яйцо, и коли Выхованок не заберет, курица на гнездо сядет да цыплята у нас будут. Нешто ты это не замечал?
– ы..ы… никогда не замечал, – покачивая головой и колыхая своими рыжими кудрями, ответил Златовлас.
– Ну, тогда заметь. Скоро у Малены козлятки народятся. Это так месяца через четыре… во… во… сам увидишь, – произнес Владелин и почесал кончик своего носа.
Покуда ребятки болтали, дорога, миновав густые леса, вывела стадо на махонистый пойменный луг, раз в году заливаемый водами протекающей недалече широкой речки, а посему и носящий название наволок. Выхованок зычно кликнув, чтой-то Бешке махом направил его поступь, а за ним и всего стада в те зеленые травы.
– И у нас должна быть мать… Мать и отец, – дополнил свою речь Влад и туго вздохнул… так будто, что-то дюже мощно надавило на его тощенькие слабые плечики. – Знаешь, – продолжил он миг спустя, когда его ноженьки, обутые в поршни, вступили в высокие налитые зеленой ядреностью травы. – Я уверен у меня есть… или была мать… отец.
– Мать Земля, – откликнулся Злат уже давно заученные слова. – И отец наш Зиждитель Дажба.
– О! Да при чем тут Мать Земля, – пронзительно скрипнув зубами, возмущенно изрек мальчик. – Я не о том. Ты еще скажи о Матери Зекрой, каковая нас породила, единой жизненной силой, – сие Владу проговорил изречения Дажбы, кои он легко и враз запоминал. – Дубина ты бестолковая! – и вовсе обидчиво выплеснул отрок и лицо его исказилось. А все потому как не любил он, когда перебивали его мысли. – Дубина! – еще более вызывающе повторил мальчик и тяжело задышал. Но так как в своей семье Владелин безгранично правил то в ответ не смог услышать, что-либо грубое, а посему также быстро успокоившись, принялся пояснять, – мать… Мать родила меня. Вот как эта белая коза принесла козлят, так точно и меня, и тебя, дубину, и всех других ребят родила мать… Мать-человек… Не Мать Земля, или Мать Зекрая, а человек, как ты и я, с ногами и руками. Понимаешь у всех есть мать у козы, курицы… даже у листочка-у него ветка, у травы – почва. У всего кругом. И только у нас нет матери, ну и отца тоже… Знаешь, мне часто снится один и тот же сон, – и отрок порывисто огляделся, словно страшась, что его подслушают и не столько Выхованок, сколько идущие вслед за ними ребята из иных семей. Однако уже не в силах скрывать таящееся внутри, досказал, – я вижу лицо… Очень ладное… такое ладное лицо. Оно такое вот, – и Влад схватив зубами ивовый прутик, освобожденные от него ладони сложил меж собой так, чтобы они образовали правильный овал. – Такое вот, – продолжил он, высоко вздымая губы и гутаря сквозь зажатый в зубах прут. – Такое оно. – Еще морг и прут вновь в руках Владелина, а не сводящий с товарища взора Злат, ошарашено покачал головой, будто впервые видел такую дивную форму лица. – И вижу я на том лице два больших глаза, точно занимающих половину его. Глаза те туманом слегка прикрыты, аль подымающейся с под низу дымкой. И они такие чудные… темно-коричневые… ужо таких я никогда не зрел… Смотрят они на меня так ласково, как Выхованок и отчего-то враз хочется плакать… И тогда я пробуждаюсь и чувствую, что лицо мое мокрое.
– Плакал, что ли? – прошептал Златовлас и также туго, как дотоль вздыхал его товарищ, дохнул, по-видимому, услышав и впрямь чего-то тягостное или просто не доступное пониманию.
– Это наверно мать моя, – произнес Влад так и не отвечая на вопрос Злата, словно и не слыша его. – Мать или отец.
Владелин смолк, и, размашисто переставляя ноги, двинулся сквозь густоту травы, склонив низко голову, и почувствовав мощное томление в ней, вроде выплескивающееся горячей зябью прямо в лоб.
Травы в нынешний год поднялись высоко и налились сочностью. Умеренно жаркий климат данного континента, особенно той его части, где жили Владелин и Златовлас, с теплой и мягкой погодой в прохладное время, с умеренным количеством осадков делали данное место особенно благоприятным для жизни. Круглый год или как учили детей духи, круглое лето, на материке стояла лишь положительная температура воздуха. В прохладный период времени температура колебалась от двадцати до двадцати пяти градусов, а в более жаркое от двадцати восьми до тридцати двух.
