— Стоп! Остановитесь! Стой, говорю!
От резкого торможения занесло кузов. Тугов выпрыгнул на ходу, еле удержавшись на ногах.
Сбитый летчик падал, не раскрывая парашюта, затяжным прыжком уходил из зоны боя. Над ним появился длинный белый язык. Купол наполнился воздухом и сразу обмяк, как проткнутый мяч. В стороны полетели обрывки шелка. Они белыми пятнами держались в небе, а летчик, кувыркаясь, приближался к земле, стремительно, неудержимо. Верхушка холма скрыла его.
Тугов побежал. Там, за бугорком… Резкая боль в легких подогнула колени, и он перестал махать руками, прижал их к груди. Вот парашют… спутанные стропы… распластанный человек. Тугов приподнял летчику голову, ладонью стер с лица красную землю, пошевелил мягкую, как резина, руку. Сзади тяжело дышал подбежавший шофер.
— Что, лейтенант?
Тугов показал на парашют. На разорванных кусках зияли дыры с желто-черными рваными краями. Шофер взял полотнище, и оно расползлось в его руках.
— Похоже, кислотой! — разминал он в пальцах и нюхал бурую массу.
— Подгоняй машину, — сказал Тугов и прикрыл погибшего остатками парашюта.
Теперь автомобиль осторожно огибал рытвины, плавно взбирался на бугры. Тугов смотрел на бездыханного летчика, лицо которого, почти без ссадин, покойно смотрело в небо открытыми глазами.
При подъезде к военному городку Тугов увидел стоящего посреди дороги человека. Узнал Евгения Шейкина. Шофер остановил машину.
Шейкин взялся за борт:
— Звонил в госпиталь, узнал о твоем выезде и вот… встречаю.
— Спасибо, Женя.
— Скукотища без тебя. Пока ты валялся, я ведь на задания не ходил — зачехлили намертво. Кладовщиков и каптеров строевой обучаю, от комбата благодарность поступила.
— Я тоже теперь, наверное, подштанниками заведовать буду.
Шофер нетерпеливо засигналил.
— Залезай, Женя, посмотри…
Шейкин встал на подножку, прыгнул в кузов. Глядя на мертвого летчика, медленно разогнулся. Снял фуражку.
— Истребитель-латыш с «тройки». Помнишь, прикрывал нас в первом полете… Падал парень, а глаз не закрыл, так и глядит синими. — Шейкин оторвал полоску перегоревшей ткани от парашюта и задумчиво рассматривал ее, пока ехала машина. — Остановимся у землянки СМЕРШа, Вася, топай прямо к капитану, расскажи. А я его отвезу… Койка твоя пустая, я придержал. Жду, не задерживайся, и Татьяну приглашаю… Эй, шеф, остановись!
У землянки Неводова Тугов сошел. С порога улыбнулся вскочившей из-за рации Татьяне и бросил на стол кусок истлевшего шелка.
— Еще один! — сказал капитан, будто через силу поднимаясь со стула. — Здравствуй! Пойдем к парашютоукладчикам… надо, Василий!
Переглянувшись с Татьяной, Тугов пошел за капитаном. Потом вернулся, торопливо чмокнул девушку в щеку и шепнул:
— Приходи вечером к нам в комнату, Женька тоже приглашал. Ага?
Неводова он догнал бегом. Они вошли в большой утепленный сарай, где на длинном столе был растянут парашют из белого матового шелка. Молоденький ефрейтор-укладчик держал в руках сожженный кислотой венец купола. Увидев Неводова, ефрейтор вытянулся, приподнял худые плечи и на холодный кивок офицера ответил взахлеб:
— Здравь жела, товарищ капитан!
— Где начальник?
— Вызван в штаб, товарищ капитан!
— Оставьте нас одних, ефрейтор. Вернетесь через полчаса. — И Неводов пошел в дальний угол помещения, где в полутьме угадывались шкафы с гнездами для парашютов. — Ты принес мне не новость, Василий Иванович. Сегодня утром подполковник Лавров вернул свой парашют, обнаружив на сумке темное пятно. При проверке нашли еще четыре испорченных, в том числе генеральский. Под клапаны ранцев введен аккумуляторный электролит. — Капитан открыл дверцу с просверленными отверстиями для вентиляции; в углублении шкафа лежала парашютная сумка. — Шкафчики под номерами. Парашюты разложены одинаково. — Неводов прикрыл дверцу. — Теперь просунь, палец в центральное отверстие, и ты упрешься в ранец. Кто-то и упирался, но только шприцем. На всех сумках проколы именно в этом месте… Какая часть полотнища под клапаном?
— Верхушка купола.
— Вот именно! Есть приказ: начальника парашютной службы и укладчика взять для следствия. Арест произведешь ты.
— Почему я?
— Лейтенант Тугов приказом командира дивизии с сегодняшнего дня временно зачислен в мой отдел… Ясно? Действуй!
Неводов дал Тугову еще несколько поручений, и выполнение их затянулось до позднего вечера. Когда Тугов вернулся, в небе проклевывались первые звезды. У двери землянки стоял часовой.
— Все выполнил, товарищ капитан!
— Под столиком радиостанции в шинели котелок с кашей и чайник. Хлеб в столе. Пожуй, — сказал Неводов.
Тугов нагнулся, развернул старую шинель. На крышке алюминиевого котелка лежала записка: «Моя очередь вечерней приборки. Попозже отпрошусь у старшины и приду. Таня».
Тугов ужинал и смотрел на писавшего Неводова. За последнее время капитан потускнел, как его старинные монеты. Выперли скулы, набухли серые отеки под глазами, нечисто выскоблен подбородок, отросли и по-монгольски опустились рыжеватые усы. Блестящая лысина загрубела и перестала отражать свет.
— За тебя получил выговор от комдива, — сказал он. — Ты ведь не доложился о прибытии, а я тебя сразу в дело. Утром сходи… Как себя чувствуешь?
— Немного устал.
— Стой! Кто идет? — послышалось за дверью.
— Дежурный по гарнизону.
В землянку стремительно ворвался немолодой старший лейтенант и вскинул руку к козырьку:
— Товарищ капитан, вас требуют к прямому проводу штаба армии!
— Понял. Идите… — Проводив взглядом дежурного, Неводов вытащил из кармана толстый красно-синий карандаш. — Случайно, не знакомая вещица?
Тугов присмотрелся, помолчал, отрицательно качнул головой.
— Доедай и иди отдыхать. Я на коммутатор.
Неводов вышел из землянки. До телефонного коммутатора двигался медленно, мысленно готовясь к предстоящему, конечно, неприятному разговору. Мучил вопрос: есть ли связь между диверсией и тайным радистом? Хорошо законспирированный агент не должен рисковать: ведь любая диверсия — дополнительный след. Еще размышляя, он протянул руку и взял от телефонистки трубку.
— Здравствуй, Неводов, здравствуй! — Голос полковника Кронова звучал чисто, будто сидел тот не за сотню километров, а рядом за ширмой. — Я тебе должен докладывать или ты мпе?
— Нечего докладывать, товарищ полковник.
— Так уж и нечего?
— В щели между парашютным ящиком и полом найден карандаш. Некоторые из летчиков опознали, чей он. Но дело в том, что этот человек не был в парашютном помещении уже полмесяца.
