— Знаю, старый дурак.
Топаз хихикнула.
— Приказ Лорда Пайнтера уже на пленке, сейчас мы его узнаем. — Она снова нажала на кнопку. — Идем.
В голове у меня завертелось. Звук древнего, чудесного и ужасного Города замер вдали.
11. ТРИДЦАТИСЕКУНДНАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ
Это было немного похоже на быстрый спуск на лифте. Сознания я не терял, но физические ощущения от передачи были такими, что я полностью потерял ориентировку и не могу теперь в деталях воспроизвести все подробности передачи. Все, что я помню, это мгновенная вибрация стен комнаты, внезапное исчезновение силы тяжести и сильное головокружение.
Затем без каких-либо изменений в ощущениях пространства, стены комнаты успокоились. Но они уже не были бледно-серыми и эластичными, теперь они состояли из перекрывающихся металлических пластин, на которых тут и там виднелась ржавчина. Комната оказалась меньшего размера и я был один.
— Топаз, — позвал я, осматриваясь, — Топаз! Доктор Эссен, где вы?
Никакого ответа, только эхо моего голоса.
На этот раз мне труднее было прийти в себя. Не знаю, почему, видимо, такие вещи, как изумление, тоже накапливаются. Второй раз я совершил прыжок в неизвестное, и, по-видимому, меня снова перебросило не туда, куда надо.
Я смотрел на стены и не мог перебороть панического чувства, что я опять переместился но временной оси и попал в ту же комнату в Городе-музее, но уже в то время, когда этот мир умер. Остался только я один в этой ржавой клетке.
Положение мое было не из приятных.
Мне требовалось хоть что-то, чтобы разрушить эти жуткие предположения. Первое, что мне нужно сделать — выйти отсюда. Я сделал шаг к ближайшей стене…
… и едва не упал. Снова что-то случилось с силой тяжести. Я стал слишком много весить, колени мои буквально подгибались, не в состоянии удержать удвоенный вес. Я собрал все силы и двинулся к стене, отчаянно сопротивляясь силе, прижимающей меня к полу.
Я нажал на стену, послышался скрип старых петель, и дверь открылась.
Все это происходило очень быстро, как осознал я позже. В следующие тридцать секунд произошло главное событие в этом мире — во всяком случае из тех, которые касались лично меня.
Через открытую дверь проникал воздух и слышалось непрерывное жужжание, гудение и постукивание. Это могло означать, что угодно.
Я стоял на пороге огромной комната по которой во всех направлениях тянулись громадные железные заржавленные балки. Такие громадные, что при взгляде на них на ум приходило воспоминание об архитектуре Египта. Эти балки тянулись вдоль комнаты по всем направлениям и, по-видимому, предназначались для передвижения.
Почти все они были ржавыми, только те, по которым мог пройти человек, были отполированы до блеска. Через большие окна в стенах был виден город.
Топаз сказала, что у них нет городов, кроме Музея. Может, так оно и есть, может, я опять вернулся назад по временной оси, и теперь смотрю на город, который подобен Музею, но который живет, хоть и очень стар. Огромный город, может быть, даже некрополь, в том смысле, как употребил этот термин Де Калб. Везде были запустение, грязь, ржавчина, брошенные дома.
Небо было черным. Однако, был день и в туманных небесах виднелось очень тусклое и слабое двойное солнце.
На улицах были люди, при виде которых я вновь обрел самообладание. Но в их поведении я заметил нечто странное — эти люди двигались, как привидения, они то пропадали, то появлялись вновь. С удивлением смотрел я на них, пока не понял, в чем дело.
Я ожидал увидеть в городе будущего либо машины, перевозящие людей, либо двигающиеся тротуары. На самом деле на улицах через равные промежутки были установлены какие-то диски. Человек становился на диск и исчезал, через мгновение он оказывался на другом и спешил на следующий. Передача материи использовалась для передвижения людей.
Быстрым взглядом я окинул город и увидел много любопытного, но не стану это описывать. Самое главное, что я осознал после тридцатисекундного пребывания здесь — это существование самого города.
Я должен отметить еще два важных момента. Первый — возросшая активность в громадной комнате, второй — это то, что происходило рядом со мной.
В дальнем конце комнаты происходило что-то, — что я не мог рассмотреть из-за большого скопления людей в темных одеждах, стоявших кругом. На том конце комнаты стоял большой стол, вроде операционного, и на нем лежал человек — мертвый или живой. Над столом висела паутина из какого-то тонкого светящегося вещества. Мне пришло в голову, что это модель нашей нервной системы.
Нижние концы блестящих нитей соединялись с телом на столе, вверху же они исчезали в лабиринте балок, и рассмотреть, чем они кончаются, я не мог. Некоторые нити были цветными, некоторые просто блестящими. И яркость и цвет непрерывно перемещались, ярко вспыхивая на пересечениях, и снова плыли по причудливому лабиринту.
Но все это было не так важно для меня, как то, что ждало меня рядом.
Это самая трудная часть моего рассказали мне хочется изложить ее наиболее четко.
На меня смотрел высокий человек, который стоял здесь, когда я открыл дверь. Одет он был также, как и остальные — в темную обтягивающую одежду. Он был довольно красив, и на лице его не было никаких эмоций, как на лицах греческих статуй или Будды.
Это был Ира Де Калб.
Все закружилось в моей голове. Этого не может быть! Этот Де Калб не мог быть Де Калбом, как Топаз не была доктором Эссен. В этом случае даже не было физического отличия этого Де Калба от того. Это был тот самый Де Калб, которого я видел спящим в пещере, с которым отправился в путешествие по временной оси — ни моложе, ни старше. Ничто в нем не изменилось, за исключением одной мелочи.
У Де Калба, которого я знал, глаза были поддернуты пленкой, как у птицы. Де Калб, который смотрел сейчас на меня с безразличной холодностью, как будто видел впервые, имел странные глаза.
Они были сделаны из металла.
Они были сделаны из стали, нет, даже не из стали, а из какого-то неизвестного мне сплава, блестящего, как серебро.
Я видел в них свое маленькое и движущееся отражение.
Я сделал глубокий вздох и открыл рот, но не издал ни звука. Он стоял передо мной неподвижно, но не как живой человек. Так стояла бы металлическая статуя, которой не свойственно ни малейшее движение — даже вздымающаяся при дыхании грудь.
Мне тут же припомнилось, что и земной Де Калб двигался крайне необычно, почти как автомат. Затем металлические глаза двинулись. Нет, это шевельнулся я. Я пошел к нему, как будто катясь по склону. Это не было движением в полном смысле этого слова, я как будто падал вперед, непроизвольно подставляя ноги в попытках сохранить равновесие. Я не мог остановиться, меня буквально тянуло к нему.
