Ян с силой раздавил сигарету в пепельнице. Сказал с досадой:
— Вот вы о чем. Ну да, правда, все до последнего слова. Удалось. Зафиксировать. След. Я, видите ли, там был, в этом сценарии! Представьте себе! Я там сдох, вон, Байрон, собака моя, она оттуда, из Муравейника, она меня вытащила, когда уже почти поздно было. Я же как думал: свободные, независимые миры, неограниченные возможности перемещения… возможность каждому человеку найти угол по душе, и чтобы не расплачиваться за него всю последующую жизнь. А на практике что получилось…
— Что?
— Вам, Дис, никогда не приходило в голову, что сценарии, со всей их хваленой свободой, возможностями, запасами энергии и ресурсов, что все они существуют не для нас с вами, а исключительно для самих себя. Нам хочется верить, что без нас они — ничто. Но откройте глаза, мой дорогой ученый! Мы там не нужны. Ни где, ни в одном сценарии, нам нет места. Они прекрасно справляются без нашего вмешательства, они самодостаточны, более того, отрываясь от своей матричной схемы, они обретают дополнительную устойчивость за счет того, что на систему их становления и развития перестает влиять дестабилизирующий фактор — мы. Да, я выяснил: сценарии, закрытые центром, даже те, которые целиком были искусственно свернуты, продолжают существовать вне зависимости от энергетических и прочих ресурсов, которые, как мы считали раньше, необходимы для поддержания их существования. В сущности, им номинально нужен всего один, первичный канал, канал матричной схемы. Да, они остаются полноценными сценариями, не останавливаются в развитии и не теряют живое пространство. Ощутить возникающие в результате свертывания ограничения могут только существа, попавшие туда извне. Это что-то вроде ловушки для самых умных… Вы можете мне не верить, Дис, но часть меня, моей личности, моего я — она все еще привязана к тому Муравейнику, который вы сейчас назвали обгоняющим. Как видите, мой способ перемещения тоже не совершенен и чреват трудностями.
— Значит, я не смогу туда попасть, — задумчиво сказал Дис.
Его собеседник истерично хохотнул, но вежливо сказал:
— Отчего же? Да хоть сейчас. Вон, во дворе, поляна, куст сирени видите — там портал. Самый обычный, но без этих дешевых мерцаний воздуха, поющих цветов и прочей бутафории. Как увидите большой муравейник, так значит, вы на месте.
— А… — Честно признаться, Дис думал, все будет намного трудней. Он уже готов был долго уговаривать, может даже, пригрозить какой-нибудь глупостью. Он криво усмехнулся, — И в чем подвох?
— В двух вещах. Первая заключается в том, что в данный момент переброска материальных объектов в пространство Муравейника затруднена. Я вписал это в схему, как только вернулся. Не потому, что мне кого-то не хотелось бы пускать в свои секреты, отнюдь. Просто портал с той стороны открывается в реке, на глубине где-то двух метров, в тридцати метрах от берега и при сильном течении. Представляете, как хорош я был, когда вынырнул оттуда в марте, пробив головой лед? Хорошо, что зима была теплая, лед уже почти протаял, а то мог бы и вовсе не всплыть.
— Странно. Ведь этот ваш сценарий тоже построен по схемам Муравейника. Я думал, точки перехода должны совпадать.
Ян снова нервно хохотнул — все-таки, кажется, он был немного сумасшедший:
— Я тоже так думал, пока не наглотался студеной водички. А ведь чуть-чуть, и местные жители по половодью достали бы из воды мое бренное тело с большими удивленными глазами. Но я выплыл. Я два года там жил. Если рискнете воспользоваться моим порталом, расспросите обо мне население. Они расскажут о чудаке, который раз по пятнадцать на дню, не взирая на погоду и время года занимался экстремальным дайвингом с нанятой у дачника лодки. Повторяю: я оказался там заперт. Заблокирован на площади в несколько квадратных километров.
Дождь продолжался. Дис, вопреки собственному желанию, все больше заинтересовывался словами Яна, правда, в связи с этим его начала щекотать одна догадка, которую он никак не мог выцепить из глубин подсознания. Догадка казалась неприятной.
— И что было дальше?
— Я там жил. Искал путь и, в конце концов, нашел его. Врагу такой путь не пожелаешь… кабы не Байрон… — в голосе собеседника появились явные стариковские интонации. Дис спросил:
— А как же быть с пресловутым эффектом Яна?
— Это… ну, был первый, неудачный опыт. Почти неудачный. Потом второй, тот, о котором мы сейчас говорим. И, наконец, третий… я его спланировал на основе самой главной ошибки первого. Он заключается в том, что в Муравейник отправляешься не лично ты, а кто-то другой, человек из неважно, какого, третьего сценария. Сразу хочу сказать, что этот способ я сам не опробовал, он у меня опробовался случайно, в самый первый раз. Так вот… возникло что-то вроде односторонней телепатической связи с этим человеком. Она не доминирует, эта связь, от нее можно отключаться, причем надолго, забывать о ней. Но от нее, хочу предупредить, уже не избавишься. Я по-разному пробовал. Тем более в моем случае связь наладилась за несколько лет до того, как объект совершил переход.
— У меня нет нескольких лет, — сообщил Дис, — боюсь, у меня нет и нескольких дней.
— Зачем вам это?
— Я разве не рассказал? За последние недели случилось несколько самопроизвольных сворачиваний коммерческих населенных сценариев. В цепочку включилась пока только серия "Летающий дом", но… коль скоро это происходит, это может произойти с кем угодно и где угодно.
Ян приподнял брови и неприятно улыбнулся:
— Ясно. Вы теряете контроль. Вы боитесь паники? Но причем тут Муравейники: это старая добротная схема, давно вычеркнутая из планов производства…
— Кроме вас есть еще один человек, который свободно бродит по сценариям, в любом направлении, как ему захочется. Это мальчик, ему около двенадцати лет, он родился в одном из сценариев. Сейчас, как мне кажется, пребывает в том самом обгоняющем Муравейнике, который довелось посетить вам. Свернулись и не отзываются те сценарии и в той последовательности, которые он посетил.
Ян встал и прошелся по кухне от стены к стене. Потом спросил:
— Вы хотите с ним поговорить?
— Хотя бы поговорить.
— Я так понимаю, вы телепат, так что вряд ли вам будет докучать еще одна постоянно действующая связь. Осталось развязаться с моральной стороной вопроса. Видите ли, человек, которого вы выдерните из реальности другого сценария, вряд ли сможет вернуться обратно, к себе домой. Вы на такое пойдете?
— А что мне делать? Один человек, который даже не пострадает. И сотни там, в самопроизвольно свернутых сценариях… я не в праве выбирать. Но, ладно, — он криво улыбнулся, — пусть это будет на моей совести.
