Гоэмон спел шуточную студенческую песенку отлично поставленным, прекрасным голосом и с небывалым изяществом и вдохновением. От этого неожиданного концерта все совершенно опешили. Директор, ответственный за планирование, славился у нас не только своими верноподданническими чувствами, но и чрезмерным пристрастием к подобным увеселениям. Он чуть ли не подхватил припев вместе с Гоэмоном. Я закрыл лицо руками и бессильно откинулся на спинку кресла.
— Что же это такое! Балаган! Безобразие! — выкрикнул один из инженеров.
— Уверуйте! — торжественно провозгласил Гоэмон. — И вера будет вам во спасение!
— Перестаньте паясничать! — заорал директор по планированию, злясь на свой недавний порыв.
— Скажите, есть у вас доказательства, что это сделали именно вы? — невозмутимо спросил технический директор, сдерживая накалившиеся страсти. — Точнее говоря, нас интересует техническая сторона вопроса. Как вы этого добились, каким прибором пользовались?
Казалось, Гоэмон не слышал. Он сосредоточенно разглядывал кончики своих толстых коротких пальцев. Я похолодел — сейчас все заметят, что у пего на руках не по пять, а по шесть пальцев…
— Вы… — Гоэмон поднял голову и окинул взглядом присутствующих. На его лице была явная заинтересованность. — Вы вот часто грызете ногти. Скажите, вкусно? Не вредит желудку?
Директор, ведающий планированием, изо всех сил хватил кулаком по столу, машинально потер ушибленную руку и, совершенно неприлично тыча пальцем чуть ли не в лицо ни в чем не повинного технического директора, взревел:
— Такадзаки-кун! Бесполезно продолжать эту комедию! Он не может ответить на заданный вопрос. Это же обыкновенный сумасшедший, страдающий манией величия, и к тому же аферист, жулик, это…
Вдруг он замолчал. Впрочем, так только казалось: он продолжал говорить, по мы его не слышали. Когда до присутствующих дошло, что он продолжает говорить, — ведь губы его шевелились, а палец все так же прочно пронзал воздух, — все вскочили со своих мест.
Звуковой вакуум!
В зале была абсолютная тишина. Гоэмон, словно ничего не произошло, с наслаждением истого дегустатора грыз ногти.
Я вместе с Гоэмоном сидел на заднем сиденье шикарного мерседеса. Мы мчались в Хаконэ, в загородную виллу дирекции фирмы. Настроение у меня было препаршивое.
Правда, самого худшего не случилось — моя голова уцелела, то есть со службы меня не выгнали. Но я получил отвратительное задание: быть телохранителем Гоэмона впредь до особого распоряжения. Мне совершенно не улыбалась перспектива жить с ним под одной крышей и вкушать пищу да одним столом. А самое главное — как же Кисако? Ведь мы не сможем с ней встречаться. Меня охватило безмерное уныние.
Сжав виски, я погрузился в размышления. Ладно, позвоню ей из Хаконэ, попрошу приехать на воскресенье. Мы с ней встретимся, и если удастся ее уговорить… Мои крепко сжатые губы дрогнули и, кажется, начали расплываться в улыбку. Я вспомнил, чем знаменита эта вилла. Помимо залов, гостиных и прочих помещений, там есть три роскошные спальни. Вилла предназначалась для самых почетных гостей фирмы. Ее охранял весьма элегантный и прекрасно воспитанный старик, умевший держать язык за зубами. Когда никаких гостей не было, сюда нередко наведывались члены совета дирекции, разумеется, в приятной компании.
— Банзай его величество император! — вдруг завопил Гоэмон.
Приятная картина, уже начавшая рисоваться в моем воображении, мигом исчезла. Я нахмурился.
— Эй, хозяин, приятель! — сказал Гоэмон, дергая меня за рукав. — Я и правда увижусь с этим самым величеством?
— Наши, вероятно, постараются устроить тебе аудиенцию, — буркнул я, мысленно посылая ко всем чертям и Гоэмона, и его величество. — Только очень уж это сложно. Обыкновенному человеку не так-то просто встретиться со столь высокой особой, как император. Вот если бы тебе орден вручали, тогда другое дело…
— Я согласен, пускай дают орден, — он выпятил грудь. — А не дадут — плевал я, чихал, сморкался на них! Орден можно купить у старьевщика.
— Гоэмон, миленький, только не горячись! Я же сказал, наши киты приложат все усилия. Только это очень сложное дело, так что ты уж, пожалуйста, наберись терпения, сиди себе спокойненько и жди.
Не дослушав меня до конца, он откинулся на спинку сиденья, закатил глаза — один, по-моему, за лоб, другой за щеку, — выкатил белки и захрапел. Я вытер носовым платком лицо и шею — вспотел за время этого короткого разговора.
Звуковой вакуум, созданный Гоэмоном на совещании, — к счастью, только в пределах зала — изменил поведение директоров на сто восемьдесят градусов.
Все пришли в величайшее возбуждение. Инженеры смотрели на Гоэмона с благоговением, как на божество, что не мешало им, однако, засыпать его вопросами. Окружив тесным кольцом кресло, в котором он по-хозяйски развалился, они кричали и вопили, перебивая друг Друга.
— Откройте секрет!..
— Просветите!..
— Поделитесь опытом!..
— Не подходите так близко, — проворчал Гоэмон, — я этого не возлюблю.
— Мистер Гоэмон, у вас этот прибор с собой? — кричал красный, растрепанный завтехотделом. — Умоляю вас, покажите!.. Если возьмете патент, уступите его нам. И вообще… господин директор… господа… может быть, нам попросить многоуважаемого гостя возглавить отдел, которым я до сих пор заведовал? Это было бы такое счастье!
Господин Кокура, всегда такой выдержанный, серьезный, немногословный, все больше и больше входил в раж. Он, по-видимому, совершенно не думал, что заведующему отделом крупнейшей фирмы не пристало вести себя словно мальчишке-инженерику. Но после того как они обменялись несколькими специальными терминами, Гоэмон покорил его.
— Объясню, покажу, научу, расскажу… Почему не научить? Не жалко! — сказал Гоэмон, несколько удивленный поднятой вокруг него шумихой. — Не только этому, многому могу научить. Но задаром не буду.
— Разумеется, разумеется! — технический директор вздохнул с видимым облегчением: наконец-то начинается деловой разговор! — Никто и не помышляет, чтобы даром. Правда, пока я ничего определенного сказать не могу, это можно будет сделать только после конкретного всестороннего обсуждения… Простите, а сами вы какую примерно сумму хотели бы получить за ваш прибор?
— Сумма… деньги… Нет, денег нам не требуется, — сказал Гоэмон. — У нас скромное желание встретиться с его величеством императором. И еще у нас иметься, быть, существовать желание обойти весь мир и встретиться с самыми выдающимися людьми. Иначе кого же учить? Не повидаемся — не научим.
