— Мне известно только то, что Хануман говорит рингистам. Вы все знаете, как кошмарно трудно вспоминать Старшую Эдду. Мало кому удалось получить четкое воспоминание. Я, Хануман ли Тош, Томас Ран — вот и все, пожалуй. И, конечно, Данло ви Соли Рингесс, чье воспоминание было самым ясным и глубоким.
Бардо отвесил поклон в сторону Данло, и тот ощутил на себе взгляды сотни пар глаз.
— И поскольку лишь немногим гениям дано вспомнить Старшую Эдду, — продолжал Бардо, — нам пришлось скопировать наши воспоминания и внести их в мнемонический компьютер. В шлемы, которые мы на себя надевали. Как иначе могли мы поделиться этой мудростью с полчищами рингистов, ничего не смысливших в мнемонике?
Это не подлинные воспоминания, это подделка, подумал Данло. Он сидел очень тихо, прижимая к губам флейту и вспоминая, как Бардо и его попросил скопировать свое великое воспоминание. Но это было бы только пародией на подлинную память, и Данло отказался, что омрачило его дружбу с Бардо и напрочь рассорило его с Хануманом.
Что бы там Бардо ни говорил, он все еще сердится на меня за то, что я отказался поддержать его кибернетическую иллюзию, думал он.
Тут Бардо, словно заглянув в его мысли, пристально посмотрел в синие глаза Данло, хлопнул себя кулаком по ладони и воскликнул:
— Эдда должна быть доступна всем, ей-богу! Чтобы каждый мог напялить на голову чертов компьютер и увидеть ее симуляцию. Это, конечно, не настоящая мнемоника, но большинство и этого бы никогда не добилось. Хануман всегда говорил, что если совершенствовать виртуальную Эдду постоянно, то в конце концов мы приблизимся к истинной памяти. И если сделать ее достаточно детальной и глубокой, то даже контакт с Единой Памятью будет возможен для всех. Для этого и нужен компьютер, который Хануман строит. Вселенский компьютер — Хануман обещал, что эта машина вместит в себя целую вселенную воспоминаний. Если сделать его достаточно большим, симуляцию Эдды можно будет улучшать до бесконечности. Огромные перспективы, огромная мощь. Когда компьютер будет достроен, каждый рингист в Невернесе, если верить Хануману, сможет подключиться к этой небесной громадине и погрузиться в блаженство Единой Памяти.
Да, Хануман все бы отдал за контакт с таким компьютером, думал Данло. Это сделало бы его почти столь же могущественным, как боги.
После долгой паузы, во время которой внимание лордов снова вернулось к Бардо, лорд Николос спросил у этого посланца рока:
— Итак, теперь вы закончили?
— Да, — с поклоном ответил Бардо.
Лорд Николос медленно перевел дыхание.
— То, что вы нам рассказали, не просто плохо. Худшего я еще в жизни не слышал.
— Да, все плохо, просто ужас до чего плохо, и поэтому мы должны решить…
— Это верно. — Лорд Николос обвел взглядом Палату. — Мы должны решить, что делать дальше.
Бардо при этом намеке на то, что он не принадлежит более к Ордену, резко шаркнул по полу своим налловым сапогом. Налл, чуть ли не самое твердое из всех веществ, оставил царапины на черном алмазе, и лорд Николос, не лишенный ни добродушия, ни здравого смысла, сказал:
— Вы знаете, что у нас принято решать такие вопросы между собой. Но поскольку вы были прежде мастер-пилотом и принимали участие во всех этих кошмарных событиях, я прошу вас остаться.
С этими словами лорд Николос жестом пригласил Бардо занять место за столом мастер-пилотов.
— Благодарю вас. — Бардо вышел из круга, нашел свободный стул наискосок от Данло и, кряхтя, сел на него.
— Странный выдался день. — Лорд Николос, чтобы информировать Бардо, вкратце подытожил все рассказанное Данло. — Сначала Данло ви Соли Рингесс возвращается со звезд, чтобы поведать о найденном им Таннахилле и о безумце, который рыщет по галактике с машиной, истребляющей звезды. Два часа спустя является лучший друг его отца и приносит весть о том, что весь город Невернес обезумел. Вопрос в том, как нам быть со всеми этими странностями.
Он первым отметил совпадение, благодаря которому Данло и Бардо встретились на далекой планете после стольких лет разлуки. Но судьба — вещь поистине странная, и Данло, глядя на Бардо, который тоже глядел на него, чувствовал, как нечто дикое и непреодолимое затягивает их обоих и всех других присутствующих здесь пилотов в некую точку времени, находящуюся в не столь отдаленном будущем.
— Мы должны выбрать определенный план действий, — продолжал лорд Николос. — Я бы хотел выслушать мнение главных специалистов.
Сул Эстареи, ясно мыслящий и осторожный Главный Холист, сидящий за одним столом с главой Ордена, внезапно обрел дар речи и сказал:
— Бардо призывает нас явиться на Шейдвег через каких-нибудь девяносто пять дней. И каким же будет результат? Война, гражданская война в огромных масштабах — ведь многие Цивилизованные Миры успели уже заразиться рингистским безумием и потому примут сторону Старого Ордена, а многие другие сохранят лояльность Невернесу просто по привычке. Мы должны спросить себя, готовы ли мы вступить в эту войну, размеры которой невозможно вообразить.
— А готовы ли мы не вступать в нее? — вмешался Зондерваль.
— Правильный вопрос, — сказала Корена Сунг, женщина неустрашимая, несмотря на всю кажущуюся мягкость характера, и стремящаяся найти истину в любой ситуации, какой бы страшной эта истина ни была. — Что будет, если мы не пошлем своих пилотов на Шейдвег?
— Но цель нашей миссии — Экстр, — молвил старый лорд Демоти Беде из задних рядов. — Какая нам будет польза от всего, чего добился Данло ви Соли Рингесс на Таннахилле, если все наши пилоты уйдут на Шейдвег?
— Что же нам теперь, бросить Цивилизованные Миры? — возразила Морена Сунг. — И сам Невернес, мой родной город?
— Вы предлагаете вместо этого бросить Экстр и дать сверхновым поглотить всю галактику? — не сдавался Беде. — По мне, пусть лучше все Цивилизованные Миры перейдут в рингизм, чем хоть один мир в Экстре погибнет от взрыва звезды.
На это Морена, поджав свои пухлые губы, спросила: — Как мир нараинов, о гибели которого рассказал нам Данло?
— Лорд Сунг напоминает нам о том, — вступил в спор Зондерваль, — о чем мы забывать не должны. Как быть с Бертрамом Джаспари, его ивиомилами и машиной-звездоубийцей? Можем ли мы позволить этим фанатикам разгуливать среди Цивилизованных Миров?
Солнце опускалось к океану, зажигая купол яркими красками, а лорды Нового Ордена спорили о войне. В минуту молчания, когда лорд Фатима Пац перечисляла имена всех, кто погиб на Пилотской Войне, Данло закрыл глаза и шепотом помолился за души этих пилотов. Потом медленно встал, держа в руке флейту, и спросил:
