Глава девятая ПО ПЕРВОМУ ЗОВУ
Овесян не взял Машу с собой на север. До вызова в Голые скалы она должна была одна продолжать исследования по намеченной программе. Какими мучительно длинными были для Маши эти месяцы! Когда же, наконец, она снова будет с Амасом? - так мысленно звала она академика. Маша привязалась к нему, знала все его идеи, умела подхватывать брошенное слово, угадывать мысли. Овесян в шутку называл ее ясновидящей, а когда сердился колдуньей. Правда, сразу же добавлял, что ведьм с синими глазами не бывает. Маша часто звонила домой к академику, говорила с его женой или дочерьми, почти Машиными ровесницами. Но он не писал ни родным, ни Маше. Такой уж это был человек. Наверное, сейчас для Овесяна не существовало ничего, кроме развернувшейся в невиданном размахе работы. Может быть, он и вспоминает Машу... но скорее всего только как помощницу. Ведь бывало, сколько раз бывало!.. Он подзовет ее рукой, что-то скажет, а в лицо даже не взглянет. Двойственное и ложное положение, какое создалось в лаборатории, никак не вязалось со взглядами Маши, но она ничего не могла с собой поделать. Его не было - и она не находила себе места. Она тосковала. Ей страшно было признаться в этом. Не так воспитала ее мать, чтобы Маша могла мечтать о человеке женатом, много старше ее, начальнике по службе. Елизавета Ивановна была строга и рассудительна с учениками. Такой же она была и с дочерью. Она растила ее одна, муж погиб в войну. И вот радиограмма пришла. Овесян требовал немедленного вылета Маши в район Голых скал, потом в Проливы. Маша сделала последнюю запись в дневнике наблюдений. Выключила ток в лаборатории: "До свидания! Быть может, надолго..." Позвонила маме в школу, заказала по телефону билет на самолет до Голых скал - он вылетал ранним утром, потом вспомнила, что надо позвонить дяде Мите. Дядя Митя, старый профессор, близкий друг их семьи, знал Машу с пеленок. Человек сварливый, неуживчивый, он перессорился со всеми своими детьми и, быть может, поэтому к Машеньке привязался особенно. Он взял с Маши слово, что непременно сам отвезет ее на аэродром в своей машине. Маша знала, что забыть об этом - глубоко обидеть старика. - Сочту за милость, душечка, - обрадовался старый профессор. - На рассвете подам свой драндулет, уж не обессудь, голубушка. Мы с ним одного возраста: при царе Горохе по случаю купил и не меняю из бережливости. Такие уж мы скряги, - подшучивал он над собой. Маша посмеялась с дядей Митей. Она готова была развеселиться по любому поводу. Она даже пела, бесцельно расхаживая по лаборатории. Мамы всегда все чувствуют. Машина мама ничего не говорила, но вечером долго смотрела на дочь печальными глазами. Рано уложила ее спать, чтобы Машенька выспалась. Сама она так и не ложилась всю ночь. Дядя Митя явился рано утром. - Путь-то какой - вздыхала Елизавета Ивановна, готовя завтрак. - И по воздуху... Дядя Митя прихлебывал кофе из чашки, смешно оттопыривал нижнюю губу и, как заядлый автомобилист, ругал регулировщиков. Дядя Митя всегда кого-нибудь ругал. - О ваших работах не спрашиваю, - говорил он. - Ваше дело такое, атомное... Но лучше б вам с академиком в лаборатории сидеть. А в Арктике что-то там строить не ваше дело. Пусть у всяких Ходовых да Карцевых об Арктике голова болит и у вашего покорного слуги также. У него всегда за всех голова болит... Однако пора! Посидим перед отъездом. Елизавета Ивановна с балкона наблюдала, как дочь забралась в потрепанный автомобиль профессора Сметанкина. Машина сразу не завелась, и старик открывал капот, возился с мотором. Маша выглянула из дверцы, улыбнулась матери. Наконец тронулись. На улицах еще горели фонари, но дворники уже счищали пневматическими лопатами выпавший за ночь снег. Автопогрузчики переправляли этот снег в грузовики. Всю дорогу, пока не выехали на шоссе, дядя Митя брюзжал, жалуясь Маше, что его не слушают, рассказывал о своих тщетных протестах против бессмысленного строительства мола в Карском море, грозя, что море теперь совсем перестанет вскрываться ото льдов. Маша участливо слушала, кивала головой, соглашалась. Дядя Митя даже рассердился: - Что ты не возражаешь? Попробуй поспорить! - Я плохо разбираюсь в этих делах, - оправдывалась Маша. Дорога на Внуковский аэродром то поднималась в гору, то спускалась. Экономя бензин, профессор Сметанкин на спусках выключал мотор. Машина с "наката" немного взбиралась на подъем, и только уже после этого бережливый водитель включал зажигание и "давал газ". И случилось так, что мотор не завелся. Маша вышла на шоссе, беспокойно взглянула на часы и огляделась. Ни одной попутной машины! Дядя Митя ворчал, брызгал слюной, но мотор капризничал. Прошло полчаса. Старик вконец измучился и смотрел на Машу злыми глазами, словно она была во всем виновата или в чем-то упрекала его. Положение становилось угрожающим. Маша нервно ходила по шоссе, боясь подойти к разгневанному дяде Мите. На вершине холма, с которого спускалась лента шоссе, появился автобус. Он быстро приближался. У Маши было мучительное желание поднять руку. Автобус был служебный, из аэропорта. Ее могли бы подвезти. Но обидеть дядю Митю!.. Автобус остановился сам. Из него со смехом и криками выскочили три летчика. Один - низенький, проворный, другой тоже невысокий, но коренастый - походка с развальцей, третий - грузный, неторопливый. - Что, папаша? Вынужденная посадка? - спросил первый летчик. - Кого везете? - А вам какое дело? - огрызнулся профессор. - Дочь учительницы, пробормотал он. - Учить всегда полезно, - глубокомысленно заявил летчик, очевидно услышав лишь последнее слово. - Уж не меня ли учить собираетесь? - взъелся Сметанкин. - С этими "новейшими моделями" всегда так, - примирительно заметил коренастый, насмешливо щуря узкие глаза. - Зажигание, как в кремневых зажигалках. Разрешите помогу. - Приберегите ваши остроты и услуги для других целей. Проезжайте себе мимо, - рассердился профессор и в сердцах плюнул на остывающий мотор. - Папаша, вы не горячитесь. Это мотор не разогреет. А Мухтар у нас классный бортмеханик, он поможет, - увещевал низенький. Но профессор и слушать не хотел. Третий летчик тяжеловатой походкой подошел к Маше. У него было румяное, добродушно улыбающееся лицо. Никак нельзя было ожидать, что он вдруг станет церемонно раскланиваться перед Машей, махая над асфальтом воображаемой шляпой с перьями. - Позвольте представиться прекрасной даме, попавшей в беду. Воздушные мушкетеры! Портос к вашим услугам. Он же Шевченко, штурман экипажа Дмитрия Росова. - Дмитрия Росова? Героя Советского Союза? - переспросила Маша и с интересом посмотрела на двух летчиков, стоявших около профессора. Штурман понял ее взгляд. - То ж наши дивные хлопцы Атос и Арамис, то-бишь Костя Бирюков и Мухтар Аубеков. А это батька ваш будет, любитель старины? Маша покачала головой. - Вы не в аэропорт? Не опоздаете ли? - осведомился штурман. - Кажется, опоздаю, - вздохнула Маша. - Так прошу нашу прекрасную даму. Дмитрий Росов и его мушкетеры будут рады вам. Хоть до аэродрома, хоть дальше, если, конечно, по пути. - Право, я лучше с дядей Митей. - Конечно, с дядей Митей! Какой тут разговор! - обрадовался штурман и закричал: - Гей! Командор! Мы тут часу не маем! Из автобуса появился высокий плечистый летчик и широким шагом направился прямо к Маше. Маша по непонятной причине смутилась. - Рекомендую, это наш "дядя Митя"! - представил своего командира штурман. - Если к самолету - подвезем, - сразу же предложил Росов. - Позвольте взять ваш багаж. - Он там, у дяди Мити, - нерешительно сказала Маша. - А как же он? - Мухтар! Что там с машиной? - крикнул Росов. Бортмеханик подбежал, хитро поблескивая глазами. - Придется прислать скорую техническую помощь! - отрапортовал он. - Портос! Бери чемодан, - приказал Росов. Маша боялась даже взглянуть на профессора. Тот, увидев, что забирают чемодан, онемел от возмущения. Маша подбежала, хотела поцеловать дядю Митю, но он сердито отстранил ее рукой. Маша забралась в автобус. Росов, попросив разрешения, сел рядом с ней, примостившись на кончике дивана. Со смехом протискивались в дверцу "мушкетеры". - Эстафета принята, - острил Мухтар, игравший роль лукавого Арамиса. Маша покраснела, поняв, что это относится к ней. Тут она увидела, что машина профессора Сметанкина завелась. Маша хотела выбраться из автобуса, но профессор неожиданно развернул машину и поехал в Москву. Одновременно тронулся автобус. - Ребята оглушили вас, наверное? - спросил Росов, заметив расстроенное лицо Маши, следившей глазами за машиной профессора. - Получилось, что вы меня похитили, - призналась Маша. - Славное дело мушкетеров, позвольте представиться, - вмешался низенький, самый молодой из всех. - Вы Костя, - сказала Маша. Она сама удивилась своей непринужденности. Это было так на нее не похоже! - Точно! - обрадовался Костя и победно оглядел товарищей. - Его настоящее имя Атос. Костя - это прозвище, - хитро заметил Мухтар. - Почему? - заинтересовалась Маша. - Целая история, - интригующе продолжал Мухтар-Арамис. - Одно время мы жили в помещении школы и однажды должны были пойти на вечеринку, но решили сначала отдохнуть. Насчет сна он у нас рекордсмен, - проспал, а мы его из озорства не разбудили. Проснулся он и в скорбном одиночестве стал выдумывать страшную месть. Со злобною улыбкой проник в школьный кабинет... - И что же? - не понимала Маша. - Дмитрий Иванович вернулся и по привычке своей с размаху на кровать бух!.. Под одеялом у него что-то хрястнуло. Он подскочил, отдернул одеяло, а там - человеческий скелет, слегка раздавленный... из школьного кабинета. "Мушкетеры" оглушительно захохотали, все, кроме чуть улыбнувшегося Росова. Маша тоже не удержалась, рассмеялась, осуждающе качая головой. - Я сам свидетель, - продолжал Мухтар, - как справедливый Дмитрий Иванович решил вернуть в кабинет целый скелет. - Целый? - Конечно, целый. Костин скелет. Словом, сделать из Кости - кости. С тех пор Атос и заслужил "хрустящее" прозвище "Костя". - Честное слово, я из Москвы новый скелет прислал, - оправдывался Костя. Маша отдыхала душой. Она подумала, что совсем отвыкла от молодежи. Так можно разучиться смеяться. Она, столько слышавшая о знаменитом полярном летчике, украдкой посматривала на Росова. Решительное скуластое лицо с резкими складками у губ, мохнатые брови, серые глаза с веером морщинок в уголках. Это от привычного напряжения. Смеется вместе со всеми непринужденно и в то же время сдержан, но не молчалив. Маше нравилось, что он такой большой, сильный. Сама крупная, она не любила щуплых мужчин. Портос, он же Шевченко, предложил спеть. И Маша, сама себе удивляясь, пела вместе с "мушкетерами". У Дмитрия Росова оказался могучий бас. - Подумают, что навеселе, - усмехнулся Росов. - А не бывает? - лукаво осведомилась Маша. - Как не бывает, - широко улыбнулся летчик, - только не перед вылетом. До чего же все они не похожи на ее товарищей по институту! "А сама я какова? Наверное, сразу видно, что синий чулок", - подумала Маша. Автобус подъехал к зданию аэровокзала. - Вам сюда, а нам - на поле, - сказал Росов, крепко пожимая Машину руку. Машу пугало, что он может спросить номер ее телефона. Ей не хотелось его давать. Но Росов не спросил, и теперь Машу это почему-то задело. "Наверное, всех подвозят", - с обидой подумала она. Маша стояла на панели, а в открытую дверь автобуса высовывались "мушкетеры", прощаясь со своей попутчицей. "Славные ребята. Смотрит ли Росов в окно? Жаль, стекла замерзли". Автобус уехал. Маша вошла в вокзал.
