– Ну что ж, раз татарин свалял дурака, поспешим воспользоваться его ошибкой, – подытожил Данила Романович, садясь на лошадь. – Поехали, Давид. Скоро начнётся совет.
Собравшиеся в гриднице удельные князья, воеводы и бояре должны были решить, какие меры предпринять в ответ на усилившуюся активность татар.
– Да чего тут спорить! – гудел воевода Димитрий. – Это что же, вновь дозволить татарве пройтись по нашим восточным землям?! Сейчас время не то! Пока они всем войском не собрались, ударить по ихнему Сараю, и всё тут! Ежели повезёт, может, удастся там самого Тангкута прихлопнуть. А раз не будет предводителя, развалится и поход. Значит, собираем рать – и на восток!
Черниговский, сиверский и переяславский князья, не понаслышке знавшие, что такое татарское нашествие, горячо поддерживали его. Зато представители западных уделов, общее мнение которых выразил воевода пинского князя, стояли за то, чтобы в оставшиеся до лета месяцы хорошенько подготовиться и встретить татарское войско на восточной границе, скажем, у истоков Сейма или Сиверского Донца.
Пока шли эти споры, Карсидар угрюмо молчал. Дело в том, что после допроса пленённого посла у него в душе вновь начала просыпаться застарелая ненависть к татарам, начавшаяся с того, что Менке отрубил ему ухо (к счастью, вскоре отросшее). Кажется, сколько времени прошло. И вроде бы он научился владеть собой… Ан нет! Недаром Михайло был так озабочен его чрезмерно бурной реакцией на сообщение гонца. Выходит, он ещё недостаточно совершенен, ещё может случиться с ним приступ вроде того, когда он сжёг живьём пять сотен татар, а после впал в глубочайшую депрессию. А ведь старое мудрое правило мастеров гласит: сражение выигрывает более хладнокровный. Плохо дело…
За этими безрадостными размышлениями он и не расслышал сразу, что к нему обращаются, желая узнать мнение королевского воеводы. Однако ответил твёрдо, уверенно:
– Я считаю, что надо послать войско на Тангкут-Сарай.
– Раз так, – сказал каменецкий князь, усмехаясь в бороду, – то тебе и двигать своих ратников на татарские земли.
Ему, как и подавляющему большинству удельных владык, страшно не нравилось нововведение «чужеземного колдуна». Но Карсидар никак не ожидал, что прямо на совете будет выдвинуто предложение снять с места разбросанные по всему королевству гарнизоны и отправить их в поход. Нашёл же хитрец время!
Карсидар вскочил и произнёс целую речь, смысл которой сводился к тому, что гарнизоны ратников обеспечивают стабильность государства и его целостность, а в сложившейся ситуации ещё и надёжно укрепляют тыл.
– Поэтому нечего трогать ратников. Я согласен повести войско, если так распорядится государь, но это может быть обычная дружина. Времени на то, чтобы собрать её, хватит с лихвой, – закончил Карсидар.
Но князья и бояре уже загорелись идеей сбросить «ошейник». Когда страсти накалились до предела, и Карсидар уже готов был перейти от аргументов к угрозам, в ожесточённую перепалку вмешался Данила Романович. Он призвал присутствующих к порядку и не допускающим возражений тоном объявил своё решение: королевские ратники останутся в гарнизонах на прежних местах, а все князья должны выделить отряды для сборной дружины, которую возглавит воевода Давид.
После объявления королевской воли князья и бояре мигом угомонились и постарались скрыть своё разочарование. Ещё некоторое время они спорили относительно количества войска, обсуждали, кому, сколько и каких воинов выставлять. В итоге было решено отправить десять тысяч всадников и тридцать тысяч пеших. Основное бремя по снаряжению дружины, к удовольствию западных князей, легло на южные и восточные земли, но как раз с этим Карсидар был полностью согласен: ведь с запада Руси угрожала не меньшая опасность, нежели татары, – проклятые хайлэй-абир; да и с севера ничего хорошего ждать не приходилось.
– Смотри, Давид, – отчитывал Данила Романович Карсидара, когда все разошлись, – на ответственное дело идёшь, а так горячишься! Нехорошо это.
– Я и сам огорчён, что не смог сдержаться, государь, – оправдывался он. – Но ты знаешь, как я ненавижу татар. Я совсем расстроился, допрашивая посла.
– Так гляди же, не напортачь мне в походе, – строго выговорил король. – Кто знает, какие неожиданности могут приключиться.
Карсидар лишь вздохнул, и они занялись обсуждением некоторых приготовлений к предстоящей кампании.
– Мой дорогой сеньор Андреас, вы совсем запутались!
Лоренцо Гаэтани оказался весьма словоохотливым молодым человеком и своей болтливостью очень напоминал караванщика Квейда. К сожалению, обнаружилось это далеко не сразу, иначе Читрадрива поискал бы себе другого попутчика или вообще отказался от такового. Он не любил не в меру разговорчивых людей, а ассоциации с Квейдом были неприятны вдвойне, поскольку болтливый караванщик служил у отца Читрадривы, князя Люжтенского. А уж о князе вспоминать никак не хотелось…
– Впрочем, это не ваша вина, – вещал между тем Лоренцо. Говорил он по-кастильски, так как этот язык Читрадрива знал гораздо лучше родного для Гаэтани итальянского. – Это скорее ваша беда. Ведь у ортодоксов, к коим вы принадлежите, не принято изучать Святое Писание, вдумываться в потаённый смысл каждой строчки, каждого слова, как делаем это мы. Отсюда и ваша наивная трактовка Слова Божьего.
То и дело Гаэтани втягивал Читрадриву в религиозные дискуссии, искренне полагая, что это самая подходящая тема разговора для умных и образованных вельмож.
Вельмож, ха!
Читрадрива усмехнулся. Ведал бы этот молоденький дворянчик, что его спутник происходит из племени презренных анхем, родственного не менее презренным иудеянам. Здесь, в окраинных землях мира, Читрадрива никак не мог претендовать на звание знатной особы. Однако для Лоренцо, как и для всех прочих, он был русичем, которого верховный правитель Руси послал в далёкие земли с важным поручением. И будет лучше, если этот симпатичный молодой человек никогда не узнает, что на самом деле «сеньор Андреас» имеет некоторое отношение к иудеянам, которые давным-давно, больше тысячи лет назад отвергли и обрекли на смерть Иисуса из Назарета, своего долгожданного Мессию. Ведь Христа почитают Богом и в этих землях.
Немало усилий пришлось приложить Читрадриве, чтобы разобраться в местном пантеоне, во всех священных книгах и в клубке противоречий, напутанных вокруг жуткой смеси рационального и иррационального, простых истин и заумных иносказаний.
Получалось нечто совсем несуразное. С одной стороны, по Ветхому Завету выходит, что Бог – это иудеянский Адонай, которого священные книги однажды именовали Иеговой, ещё несколько раз – Саваофом, Вседержителем, а чаще – просто Господом с добавлением разнообразных хвалебных эпитетов. С другой же стороны, в Новом Завете фигурируют уже Отец Небесный (тот самый Адонай), Сын и Дух Святой. Все приверженцы христианской религии искренне верили, что эти трое являются одним целым, единым Богом. Ни больше, ни меньше! Это была полнейшая нелепица, но от Лоренцо Гаэтани Читрадрива узнал, что один из здешних мудрецов как раз сказал буквально следующее: «Верую, ибо нелепо».
