— Ну и холодина тут у тебя, дружок. Наверное, весь чернучок подмерз. За такой товар и сотни серебряных не дадут. В отопительных баках сикер?
— Не молоко же! — нагло скривил Шан опухшую губу.
— Зейда, — пнул старичок ящик и плохо отскобленной этикеткой, выглядывающей из-под пакетов прессованного чернука. — Протовит в ампулах. Добрый товар, хоть и синтетика. Настоящего протовита давно нет в природе…
— Протовит — пшено. Есть почище да покрупнее.
— Покажи.
— Сначала разговор.
— Горон знает дело.
— Так ты Горон…
Горон запыхтел, сел на ящики. Теперь он не походил на умильного дедушку. Дряблые брыли глубокими складками неестественно удлинили губы, и этот нечеловеческий огромный рот на желтом крючковатом личике будит память детства. Такие одинаковые плотоядные лица были у глиняных божков, что лежали на сувенирных лотках у развалин какого-то храма — маленький Кешка был там со школьной экскурсией, но взять на память такое страшилище наотрез отказался.
— Не темни, Шан. Я должен знать, что у тебя на руках — понт или джокер. Выкладывай. Кораллы с Голубого Шара? Силун с Дзойси?
— Мелочь. Все это — мелочь.
— Медвянка из Оранжевого Кольца? — почти шепотом выговорил суб-майор.
— Ладно, Горон. Давай в открытую. У меня женьшень. Настоящий дикий женьшень с Земли. Корни…
Горон оглянулся на закрытую дверь, словно там уже стояли «топоры» и черный бронефургон без окошечек.
— И семена, — выпустил последнюю пулю Шан.
Горон долго молчал, колупая ногтем нитрокраску на ящике.
— Ты загинаешь, Шан. Ты не мог достать женьшень.
— И все-таки он у меня. Корни и семена для посева.
— Ты зря сказал мне об этом. Ты перегнул. Ты, видно, на самом деле способный парень, но я теперь не смогу отпустить тебя. Живым — не смогу. Даже с корабля. Даже отсюда, из этого трюма.
— А я и не прошу отпускать. Мне одному не осилить. Я предлагаю тебе дело, половина на половину.
— Половина на половину?
— Да. Если дело выгорит — ты можешь плюнуть на всех и всю жизнь купаться в серебряных. Ты будешь богаче всех богачей, вместе взятых. И я. Мне тоже хочется пожить с прямой спиной.
Горон хохотнул и вскочил с ящика. Он снова запричитал и заметался из угла в угол.
— Ну, сорванец, вот сорванец… Не ожидал от тебя, ремонтничек, не ожидал… Такой тихий да вдумчивый — и такой недотепа… Ай-ай-ай… Нехорошо… Придется наказать тебя, сердечного, ой, придется… А то ведь болтливый ты такой, ой, болтливый… Совсем язык без костей… Не похож на Шана, нет…
И, подскочив к Шанину, переменился враз.
— Половина на половину, говоришь? Горон будет иметь все! Ты мне не нужен. Я выброшу тебя как стреляную гильзу. Ты не выйдешь отсюда. Я разберу весь корабль на винтики и найду твою захоронку. Весь товар будет мой, весь!
— Не надо разбирать корабль. Он еще пригодится Можу и всякой мелкоте вроде него. А нам теперь нельзя ссориться, Горон. Мы — как орел и решка у серебряного: один без другого ничто…
Он достал из-под стеллажа на первый взгляд обыкновенный красный саквояж.
— Здесь товар. Открой и посмотри.
Горон впился в саквояж, пытаясь его открыть. Он не открыл его. Он не открыл его через минуту после внимательного и тщательного осмотра. Он не открыл его после возни с кучей хитрых отмычек. Он не открыл его через пять минут, орудуя чем-то, что тщательно прикрывал.
— Я понял. Ты перехитрил меня. Если эта штука вообще открывается, то открыть ее можешь только ты? Шифр?
Вместо ответа Шан провел рукой по крышке. Крышка подскочила и захлопнулась снова при первом же движении суб-майора.
— Мы еще не договорились, Горон.
— Говори, Шан. Такие, как ты, мне нравятся.
— Этот товар не возьмет ни один перекупщик Си-лая, так?
— Так.
— С этим товаром засыплется любой перекупщик Дромы, так?
— Так.
— Никто из высоких и высших, которых ты знаешь или можешь узнать, не сможет купить у тебя всего саквояжа, так?
— Так.
— Но охотиться за ним, не брезгуя ничем, будет каждый, так?
— Так.
— И если кому-то удастся напасть на след товара или продавца — исчезнут и товар, и продавец, не так ли?
— Так.
— А можно ли сохранить тайну, доверив ее десяткам и сотням людей?
— Нет.
— Значит, продавать товар по частям, в розницу — верное самоубийство.
— Слушать тебя, Шан, одно удовольствие. Но я пока не вижу дела, с которого я что-то буду иметь.
— Надо найти человека, который мог бы купить у нас саквояж. Весь товар оптом.
— Таких людей нет на Свире, Шан. Это говорю тебе я, Горон.
— Такой человек есть, Горон. Единственный на Свире. Кормчий.
Трудно было предположить, что суб-майора может что-то поразить или испугать. Но Горон вздрогнул. Подковообразный безгубый рот его открылся и закрылся, проглотив неведомые слова, а шурупчики-глазки превратились в тонкие иглы.
Шанин услышал свое сердце. Словно кто-то в боксерских перчатках бил изнутри в ребра. Хватит ли Го-рона на такое? Или страх сильнее жадности?
— Кто же сделает… это?
— Я. С твоей помощью. Я и ты. Половина на половину.
— А если…
— Не смеши. Ты отлично понимаешь, что рискую только я. Даже если я выдам тебя, провалившись, мне никто не поверит.
Горон затих перед красным саквояжем. На сухой желтой коже заблестели капли пота.
— Этого не может никто. Немногие могут похвастать тем, что видели Кормчего. Говорили с ним — еще меньше. Но никто и никогда не являлся к правителю без зова. Таков единственный закон Свиры, который никому еще не удавалось переступить.
— Я буду первым.
— От тебя не пахнет чакой… Ты… ты или сумасшедший… или великий человек.
— В любом случае ты не проигрываешь.
— Если я соглашусь, что я должен делать для тебя?
— Для нас. Для Сипа и меня. Мне нужен помощник и телохранитель.
— Он знает?
— Нет. Но он узнает. Ровно столько, сколько нужно.
— Я против. Я не хочу третьего. Помощника дам тебе я.
— Третьего не будет. Сип — это я. А «помощничка» ты за нами все равно пошлешь, верно, Горон?
— Верно. И не одного.
— Мне и Сипу нужно осесть в столице на какое-то время и оценить положение. Окончательный план и его выполнение — наша забота. Ты должен сделать так, чтобы «пернатые» не путались у нас под ногами…
— Правителя стерегут «топоры».
— Кто их начальник?
Горон оторвался от красного саквояжа, и глаза его тоже были красные. Как на аварийных табло, в них высветилась тревога: удивление, подозрение и тревога. Шанин понял, что сгоряча задал вопрос, который Шан задать не мог.
