Ознакомительная версия.
– Лучше и не надо. Кроме того, я, возможно, не прав. – Сангар вздохнул. – Назови это старческой подозрительностью. И вернись к работе.
Они более не возвращались к этому разговору. И уж конечно, Сангар не вспомнил о своем мимолетном интересе о пребывании Ауме в горах. Ардви – та знала, что Ауме там делала, но не считала себя вправе вмешиваться. Впрочем, даже если бы она думала по-иному или ее бы, как уже бывало, попросили о посильном содействии, сейчас ей все равно было некогда. Пускай Ауме и Гриан изыщут какой-нибудь иной способ обмениваться вестями, хотя они, судя по всему, превосходно обойдутся без третьей лишней.
Единственный проникающий в пещеру луч света падал на чертежи, которые Сангар держал в руках, – белое пятно в полумраке. Другой свет появился в темном скальном переходе – рыжий, колеблющийся.
Вошла Ардви с факелом в руках, встала напротив. Сангар посмотрел на нее, задержал взгляд на пламени факела и бросил чертежи наземь. Ардви поднесла к ним огонь, бумаги вспыхнули.
– Ты была уверена, что я сделаю это? – тихо спросил Сангар.
– Да, учитель.
– А я вот не был уверен. – Он поежился от холода. – Какое счастье, что вы у себя в Крепости так упорно держитесь за свои мечи и стрелы и знать не желаете ничего другого. Никогда бы не подумал, что отсутствие развития в любом обществе послужит мне утешением. Только теперь, на закате жизни, я понял, как это увлекательно – делать оружие, как это захватывает… и чего можно достичь на этом пути!
– Я не собираюсь оставаться в Галаре и работать на них, если ты это имел в виду.
Маленький костер догорал у их ног, чертежи съеживались и чернели, отсветы огня играли на лицах девушки и старика.
– Ардви, запомни: проницательность – дурной дар для женщины. Он сильно мешает жить. Тебя пока выручает молодость, горячность, но когда ты станешь старше…
Она весело рассмеялась.
– Вряд ли у меня будет возможность стать старой, учитель. Я не слыхала, чтобы в Крепости доживали хотя бы до зрелых лет.
– Я понимаю… погибают… Ну а больные, калеки?
– Там нет ни больных, ни калек.
– Их… убивают?
– Нет. Просто никто не хочет жить увечной. И старости тоже никто не хочет.
– И ты это оправдываешь? Ты это оправдываешь! Что за дикое сочетание безумия, жестокости и равнодушия! Только застывший мир Огмы мог породить, а потом позволить существовать такому уродливому образованию, как Крепость. Но когда-нибудь сдерживающие силы придут в движение, и Крепость рухнет!
– Нет такой силы в Огме, которая заставила бы рухнуть Крепость, – со спокойным убеждением сказала Ардви.
– Хорошо. Крепость останется. Но община, община в ее прежнем виде не сможет существовать!
– Не сердись, учитель. Ты огорчаешься, а это вредит твоему здоровью. Лучше пойдем проверим мою скользящую конструкцию.
– Я уже смотрел ее. Она превосходна. В Городе не было женщин-ученых. Ты могла бы стать первой.
– Кто может утверждать, что их не было? Нам превосходно известно, что дамгальские летописи регулярно подчищаются в угоду Канону. А потом, хотя законы города и мягки… – Она красноречиво усмехнулась.
От чертежей остались черные хлопья. Сангар разгреб их ногой, поднял опущенную голову.
– Иногда мне кажется, будто кто-то испытывает нас… как мы эту машину… проверяет всю Огму…
– Кто?
При отсутствии в сознании жителей Огмы понятия о божестве слова его вызвали у Ардви лишь недоумение.
Сангар молчал.
– Хорошо, если скользящую конструкцию ты уже видел, тогда посмотрим крепления. Ты меня с детства учил: работа – лучшее лекарство от печали.
«От старости нет лекарства», – подумал Сангар, но вслух этого не сказал.
Лардан не зря опасался, что придется отражать удары Лерада и Керты одновременно. Перемирие и так уж слишком затянулось. От своих разведчиков он знал, что армия Лерада уже приближается к западной границе. Но Мантиф, взявший оборону западного фланга в собственные руки, не желал слушать никаких его советов. И ничьих иных. Он, видите ли, встретит воинство Готелака в открытом поле, не допустит его к стенам Наотара, хотя в Лераде нет таких осадных машин, как в Керте, да и Готелак не мастер осадного боя. Почему же принято подобное решение? А недостойно рыцаря отсиживаться в стенах крепости, как немощному старцу или женщине. (Как будто не старец и женщина – наши главнейшие союзники и наше оружие заодно.) И никаких рвов, ловушек и завалов на пути вражеского войска. Это может помешать нашей собственной коннице. И траву перед наступлением не поджигать, это дикарская уловка, ты что, сомневаешься в доблести наших рыцарей? Воистину человек, которого считают слабовольным, в своем стремлении доказать обратное способен быть просто страшен. И он не только упрям, он так и кипит деятельностью и, кажется, мнит великодушным благодеянием со своей стороны то, что предоставляет Керту Лардану.
– У тебя достаточно людей в Бельторне. Да еще Проклятые вдобавок. Хотя нет, Проклятые должны перейти под мое начало. Главный удар мы нанесем собственными силами, но хорошо иметь в резерве небольшой, легковооруженный и подвижный отряд.
Пришлось согласиться. Король есть король, с ним нужно считаться. Кроме того, пусть в Галаре и не складывали циничных песенок, но существовала сходная по смыслу пословица: «Лучше заглянуть в пасть демону, чем спорить с глупцом», и Лардан это суждение разделял. Тем более если глупец наделен властью. И ведь стоило ему, Лардану, наладить с помощью язвы Ардви пристойные отношения с Проклятыми (как ни двусмысленно это звучит), как их забирают из его распоряжения. Ардви же остается вместе с Сангаром и, следовательно, тут полезна быть не может.
Однако, несколько успокоившись, Лардан против воли вынужден был признать, что в словах повелителя был свой резон. В Лераде еще не встречались с Проклятыми, и в столкновении с ними они могут сослужить хорошую службу. А с кем сражаться, союзницам Наотара в высшей мере безразлично. Это Мантиф будет считать, что держит их в своем распоряжении, им он так же безразличен, как лерадцы.
Пожалуй, так будет лучше.
Им было безразлично. И то, что штандарты со снежным барсом и бурым орлом, недавно висевшие рядом в парадном зале Наотара, теперь встретятся в ратном поле, и то, что с востока движется еще один штандарт – с изображением горного волка, а под ним ползет огромное уродливое сооружение, призванное сокрушить стены Наотара, не занимало их умов. Они доверяли Гейр и шли туда, куда она указывала. Все без исключения, и Ауме тоже, хотя совсем этого не хотела.
Как подобает Проклятой, она тщательно скрывала свои чувства. Не потому что это постыдно, а потому что говорить о чувствах не принято. Единственной, с кем она могла бы поделиться, сейчас не было в отряде, и Ауме молчала. Однако Элме знала обо всем. Возвращаясь из предгорий после слежки за Пришлой и колдовскими работами, которые она вела – и поездка была удачней прочих, Элме нашла другой вход в мерзкую пещеру, и он не охранялся, – она заметила сестру с Грианом, прячась за камнями, проследовала за ними и, оставаясь незамеченной, видела то, что между ними произошло.
Ознакомительная версия.
