Парламентером оказался сам воевода Ашаб. Простершись перед Нубой, он сказал:
— Великий вождь, я явился по приказу моего господина Бахтуо просить тебя принять нашу капитуляцию.
Шатер огласился радостными воплями. Когда шум стих, принц Нуба молвил:
— Это замечательное известие, которое я передам по твоей просьбе моему отцу, царю.
Ашаб выпрямился и раскинул руки.
— Мы сдаемся только тебе, принц Нуба. Мы бились с твоими воинами и знаем, что в бою ты суров, но в мирной жизни милостив и справедлив. Отец же твой безжалостен: он убил собственного брата, чтобы занять трон риппани-ка. Дела твоего отца нам известны, и ему мы не сдадимся. Лучше уж принять смерть и заодно забрать жизни как можно большего числа риппани-ка.
Да, царь был жесток, но не более, чем его сын, принц Нуба. Да, царь убил родного брата, но сын его, Нуба, перещеголял отца и убил двоих братьев, причем без определенной цели. Да, царь правил без жалости, но и Нубу его собственные воины не без причины называли за спиной «Нуба Грозный». Но слова Бахтуо сразу напомнили воеводам Нубы о преступлениях царя Якса.
Сам принц услышал в предложении Бахтуо иной смысл. Капитуляцию тиман-ка примет не царь Якс, а Нуба Справедливый. Не царь Якс, а Нуба Милосердный спасет жизни сотен воинов, которые погибли бы при штурме тиманской цитадели. Не царь Якс, а Нуба Великолепный хитроумным способом покончит с тиман-ка; принц уже задумал перебить после вступления в цитадель всех тиманов до одного.
— Ступай с миром, — молвил Нуба парламентеру. — Передай своему господину, что я приму капитуляцию тиман-ка. Сдавшиеся переходят под личную защиту принца Нубы.
Многие воеводы Нубы служили в свое время у Ивы, старшего брата Нубы. Когда Нуба убил Иву, они ничего не предприняли, потому что узнали о содеянном, когда все уже свершилось и получило царское благословение. Тем не менее все они по-прежнему помнили свою клятву убиенному вождю и теперь передали царю Яксу весть о намерениях его сына.
Якс прогневался и послал к принцу Нубе гонца с приказом оставаться на месте. Капитуляцию вправе принять только он, царь риппани-ка. Одновременно Якс созвал воевод и приказал им готовить воинов к бою. Узнав, что ему угрожает армия родного отца, принц Нуба приказал своим воеводам ответить тем же. Никто не знает, кто нанес удар первым: может, не выдержали нервы у лучника Якса, может, у лучника Нубы. А может, причиной стал одинокий тиман, оказавшийся между двумя огнями...
Пока два могучих существа с когтями нападают друг на друга и рвут в клочки, третье существо — маленькое, мягкое, гладкое и медлительное — успевает ускользнуть.
В эту ночь Фалну и меня поглощает любовь. Я не зачинаю, просто люблю. В какое-то мгновение мне кажется, что Фалной движет жалость, но я быстро перестаю об этом думать. Я отдаюсь страсти и нежной привязанности.
С утра у меня новый гость — Дэвидж. Я жду от него комментариев насчет присутствия Фалны и его жестов приязни в мой адрес, однако эту тему человек обходит молчанием. Фална поит нас чаем, а я лежа потчую Дэвиджа байкой о чудовищах с когтями и другом существе — маленьком и мягком. Я рассказываю ему про царя Якса, принца Нубу и старейшину гнезда, потом перехожу к истории Соединенных Штатов Земли, Палаты драков и политика, почувствовавшего угрозу дли своих соплеменников, Хиссиеда-до' Тимана. Дальше следуют «Дуоа Ярил», или Предания о Безумии: вождь Миджие с Син-диг, предавший огню собственный народ, зелоты из земной Масады, наложившие на себя руки, самоистребление племен на Балканах, в Ирландии и на Ближнем Востоке. Выслушав тиманскую мудрость, Дэвидж долго разглядывает внутреннюю сторону пустоты, а потом спрашивает:
— Как же принудить двух скорпионов прекратить драку? Не знаю, кто в данном случае фигурирует в обличье скорпионов — скорее всего когтистые чудища из тиманской притчи.
— Вряд ли это возможно, — говорю я.
— А как насчет того, чтобы скорпионы снова занялись старым трухлявым грибом? — Глядя на меня, Дэвидж хмурится. — Странный у тебя вид, Ро!
Чтобы не выдать себя, я отворачиваюсь к имитации камина.
— Кажется, я начинаю понимать, как легко начаться войне и как трудно ей завершиться. Нет, скорпионы уже не займутся старым грибом, как ты изволил выразиться. Гриб, то есть Хиссиед-до' Тиман, мертв.
Фална ставит передо мной чай и добавляет, глядя на Дэвиджа:
— Причины начала боев мало связаны с происходящим сейчас, дядя. Хиссиед-до' Тиман дал направление и высек искру. Теперь смертоубийство развивается само по себе.
— Объясните! — требует Дэвидж у нас обоих. Я мысленно перебираю причины войны.
— Думаю, что первый же акт насилия изменил все первоначальные мотивы, и причины продолжать войну необыкновенно размножились. Если добраться до первоначальной причины войны на Амадине, то она окажется никак не связанной с прочими причинами, множащимися день ото дня. Я еще не родился, а первоначальный повод уже превратился в смутное воспоминание.
— Хиссиед умудрился побудить Соединенные Штаты Земли и Палату драков приступить к колонизации Амадина с разницей в считанные месяцы, — уточнил Фална. — Через несколько лет он спровоцировал спор из-за земли, приведший к актам самосуда. Обе стороны считали себя правыми. Когда выдвигаются доводы вроде «они убили моего родича» или «они разрушили мою деревню», то разум уже не имеет отношения к происходящему.
Я киваю и присовокупляю к сказанному:
— Они пытали и убивали моих друзей и любимых... — Я трясу головой, чувствуя, как в душе оживают старые чувства. — Я воевал не за право на недра и не из-за земельных споров. Я воевал, потому что... столько смертей, столько ужасов! Словом, это был единственный способ дать сдачи.
Говоря это, я чувствую, что слова мои безумны. Но безумие не делает довод менее реальным, менее сильным. Фална кладет руку мне на плечо, чтобы успокоить. Я накрываю его ладонь своей. Дэвидж отворачивается.
— В чем дело, дядя? — спрашивает Фална.
Дэвидж хлопает ладонями по подлокотникам кресла.
— Не знаю. Я все время ищу волшебную скрепку, которая удерживает все это вместе. Снимите ее — и все распадется на составные части. Тогда мы обнаружим, кто пытается убить нас и вызвать недоверие к «Кода Нусинда», решение проблемы Амадина появится само собой, а мы вернемся домой. Но, увы, у всех свои мотивы. Например, тиманам «Кода Нусинда» мешает скрывать их тайну о причинах войны.
— И о том, как они выживают, — напоминаю я.
— А земному ИМПЕКСу? — спрашивает Фална.
— Там я мотива не усматриваю. Но на Земле есть политическая партия «Черный Октябрь»... Слыхал о такой? — Вопрос обращен к Фалне.
