Вот он, момент истины, сказала себе Рашмика. С первой же секунды, едва услышав имя Васко Малинина, девушка знала, что он необыкновенно важен для нее: такое ощущение возникает, когда один из подбираемых к замку ключей начинает поворачиваться, каждый зубец находит для себя паз.
То же самое она почувствовала, услышав имя женщины.
«Я знаю этих людей», – подумала Рашмика.
Они теперь старше, но лица и манера держаться знакомы ей, как собственные плоть и кровь.
В поведении Малинина тоже что-то было: он знал ее не хуже, чем она его. Узнавание было обоюдным. Вдобавок Рашмика почувствовала и кое-что еще: он что-то скрывал. Малинин нагло солгал насчет причин, которые привели его на Хелу, но было и другое. Он не просто хотел исследовать Халдору, что было бы вполне невинно, – он хотел чего-то сверх.
Это и был момент истины.
– Он был откровенен с вами, – сказала Рашмика.
– Действительно? – переспросил настоятель.
– Малинин слегка нервничал, – пояснила она, – и надеялся, что вы не станете задавать слишком много вопросов. Но волнение обусловлено только тем, что он хочет получить для своего корабля эту работу.
– Странно, откуда у них такой интерес к Халдоре? Большинству ультра нет дела ни до чего, кроме торговых преференций.
– Вы же слышали, что он сказал, – рынок рухнул.
– Но это не объясняет его желания изучить Халдору.
Рашмика пригубила чай, надеясь скрыть выражение лица. Она мастерски различала чужую ложь и чрезвычайно неумело прятала собственную.
Когда шаттл взлетел и стал выходить на орбиту, Васко почувствовал, как увеличивается его вес. Корабль повернул, и Малинин снова заметил «Пресвятую Морвенну», игрушечно-маленькую по сравнению с тем, какой ее видели на подлете. Она шла в одиночестве по своему, отклонившемуся от Вечного, пути и в такой дали от остальных соборов казалась пленницей ледяных пустынь, изгнанной туда за некую ересь, за разрыв с многочисленным святым семейством. Васко знал, что «Пресвятая Морвенна» движется, но на такой дистанции исполинская машина выглядела замершей. Как бы то ни было, собору требуется десять минут, чтобы преодолеть расстояние, равное его длине.
Он взглянул на Хоури, сидевшую рядом. С тех пор как они покинули собор, женщина не проронила ни слова.
Странная мысль посетила Васко, возникнув ниоткуда. Все трудности великого блуждания вокруг Хелы соборы преодолевают для того, чтобы держать Халдору строго в зените, неотрывно следить за ней. А причина в том, что орбита не синхронизирована с вращением большей планеты. Насколько было бы проще, если бы Хела висела на синхронной орбите, всегда повернутая к Халдоре одной стороной. Тогда все соборы могли бы скопиться в одном удобном месте и там осесть. Отпала бы нужда в непрерывном движении, в Вечном Пути, в поселках обеспечения, в бригадах, которые обслуживали соборы и зависели от них. Для всего этого требовалось лишь чуточку скорректировать скорость вращения Хелы. Планета похожа на точные часы, показывающие неточное время; всего-то нужно слегка подвинуть стрелки. Но на сколько подвинуть? Васко произвел в уме расчеты, надеясь, что не слишком сильно ошибся. Длительность дня Хелы нужно изменить всего на одну двухсотую. Всего на двадцать минут из сорока часов.
Как же обитатели соборов, зная это, могут сохранять веру? Если в Халдоре действительно кроется какое-то чудо, отчего Создатель, рассчитывая обращение Хелы вокруг нее, ошибся на двадцать минут? Это не просто серьезное упущение, это вопиющий просчет! Хуже того, признак космической рассеянности. Вселенная просто не имеет представления о том, что здесь происходит. Не знает и знать не желает. И даже не знает о том, что не знает.
Если существует Бог, думал он, зачем тогда волки? В концепцию ада и рая они не вписываются, и ни в одной религии нет упоминаний о них.
Шаттл улетал все дальше от собора. Васко уже видел неровный, редко используемый участок Вечного Пути перед «Пресвятой Морвенной». И эта полоса уходила недалеко, упираясь в мглистую бездну Рифта Гиннунгагапа. Васко знал, как переименовали этот каньон местные жители.
Казалось, у края Пропасти Искупления Путь заканчивается. Но на другой стороне ущелья, прямо напротив, дорога продолжалась. Однако сорок километров между краями заполняла лишь мгла. И только когда шаттл взлетел еще выше, упавший под нужным углом свет наконец показал филигрань моста, словно в единый миг возникшего из небытия.
С моста Васко перевел взгляд обратно на собор. По-прежнему казалось, тот стоит на месте, но Малинин обратил внимание, что приметные детали местности, несколько минут назад находившиеся перед собором, теперь очутились позади него. Собор полз медленно, как улитка, но в его движении была неуклонность.
Неужели этот тонкий, хлипкий мост выдержит чудовищную массу собора, позволит ему добраться до другого края Пропасти?
Васко установил по безопасному каналу связь с большим шаттлом, висящим на орбите Хелы. Оттуда усиленный сигнал отправился дальше, на «Ностальгию по бесконечности», ожидающую в стояночной зоне.
– Это Васко, – сказал Малинин. – Мы установили контакт с Аурой.
– Что-нибудь узнали? – спросила Орка Круз.
Васко взглянул на Хоури.
– Кое-что, – ответил он.
На борту «Ностальгии по бесконечности», парковочный сектор, 107 Рыб, год 2727-й
Очнулся Скорпион с ощущением, что на этот раз сон тянулся дольше предыдущего. Клетки артачились, выбрасывали химические сигналы; все тело полнилось болью, с трудом возвращающегося к обычному метаболизму. Клетки вели себя как ленивые рабочие, неохотно берущиеся за инструменты и готовые бросить их под любым предлогом. Их можно было понять – на своем веку они с лихвой натерпелись дурного обращения.
«Ребята, вы не одни такие, – послал им Скорпион утешительную мысль. – Нейронные сети тоже явно не в ударе».
Он покопался в памяти и довольно легко вспомнил свое пробуждение в системе Йеллоустона, когда увидел жуткие следы деятельности волков: оставшиеся от Йеллоустона руины, выпотрошенные и сожженные орбитальные анклавы. Вспомнил и спор о судьбе беженцев с уцелевшего шаттла. Он выиграл схватку, отстояв шаттл, но проиграл сражение. Его поставили перед выбором: сдать командование и превратиться в пассивного наблюдателя или снова лечь в криокапсулу. По сути, и то и другое означало переход власти над кораблем к Малинину и его союзникам. Но холодный сон, по крайней мере, избавил Скорпиона от необходимости наблюдать за этим процессом. Слабое утешение – но он был рад и такому.
И вот его разбудили опять. Скорее всего, за прошедший срок статус не изменился, Скорпион тут по-прежнему на птичьих правах. Но теперь он может, по крайней мере, надеяться на перемену в ситуации.
– Ну что? – спросил он Валенсина, который производил необходимый комплекс анализов. – Я снова обманул вашу статистику?
– У вас, Скорп, были неплохие шансы на выживание, но это не значит, что вы бессмертны. Если еще раз ляжете в эту капсулу, то, скорее всего, уже не выйдете из нее.
– Помню-помню: десять процентов.
– Я надеялся вас подбодрить.
– Неужели вообще никаких шансов?
Валенсин кивнул на криокапсулу:
– Надумаете замораживаться – требуйте, чтобы ее покрасили в черный цвет и прикрутили ручки.
Состояние здоровья Скорпиона действительно соответствовало кладбищенскому юмору Валенсина. Большинство ощущений вряд ли можно было назвать болезненными. Казалось даже, это не побочные эффекты криосна, а результаты простого течения времени – как будто свинья и вовсе не ложился в капсулу. Но зрение и слух ухудшились. Он почти ничего не видел боковым зрением, и даже в границах прямой видимости предметы стали расплывчатыми и зернистыми. Свинья напрягал слух, пытаясь расслышать Валенсина за гудением комнатных кондиционеров. Он прошелся и обнаружил, что быстро устает и высматривает местечко, чтобы присесть и перевести дух. Снизилась работоспособность легких и сердца. Сердечно-сосудистая система гиперсвиней создавалась исключительно в коммерческих целях, а именно для максимально упрощенной пересадки. По этой же причине сердце и кровеносные сосуды оказались не рассчитаны на долголетие. Запланированное устаревание, так это называлось.
Когда «Ностальгия» улетала с Арарата, ему было пятьдесят. И оставалось пятьдесят во всех смыслах: он прожил считаные недели своего субъективного времени. Но погружение в криосон и размораживание отняли семь-восемь лет жизни – процесс безжалостно разрушал клетки. Проведи cвинья это время на ногах, живи он вместе с экипажем корабля, результат был бы хуже, но вряд ли намного.
Как бы то ни было, он все еще жив. И в общей сложности просуществовал дольше любого известного сородича. Означает ли это, что Скорпион вытянул счастливый билет свиньи-долгожителя? Он сильно сдал, но назвать его ходячей развалиной было бы преувеличением.
