Одновременные чувства жалости, омерзения и невероятного удивления не оставляли ее. Вероника отнесла Приблуду в кабинет к Антону, положила в углу на плащ.
Поздно вечером принесли мертвого Юпитера. Антон еще не вернулся с работы. Вероника открыла дверь, предполагая увидеть мужа и собираясь сказать, как всегда равнодушно-традиционное: «Где ты был? Я звонила в клинику…», — хотя никогда она в клинику не звонила и ей теперь безразлично, где пропадает Антон после работы.
Но в тот поздний вечер, когда Приблуда так напугал ее, Вероника с нетерпением ждала Антона и в душе искренне злилась на него.
У двери стояли дети из их двора.
— Простите, это ваш кот? — печально сказал русоволосый мальчик. — Я знаю, это Юпитер. — И затем мальчик заговорил быстро-быстро: — Мы нашли его за трансформаторной будкой. Мы случайно нашли его. Мы не виноваты. Мы не знаем, что с ним случилось. Мы все любили Юпитера. Он был очень умным котом. Мы не виноваты. Мы нашли его за трансформаторной будкой. Он мертвый. Вот он.
Юпитер расслабленно, как пушистая тряпка, лежал на руках мальчика.
Из комнаты выбежали Аленка и Витасик.
— Возьми, Витасик, Юпитера. Мы не виноваты. Он мертвый.
Аленка расплакалась, сдерживая рыдания, побежала в ванную.
У Юпитера оказалось прокушенным горло. Маленькая, едва заметная ранка на шее под шерстью, окрашенной кровью.
Антон Сухов появился дома очень поздно. Жена и дети уже спали. Он тихо вошел в свою комнату, включил свет, прикрыл за собой дверь и, повернувшись, остолбенел.
За его рабочим столом сидел… Серафим.
Антон почувствовал, что его охватывает химерическое, жуткое состояние, как при знакомстве и встречах с Гиатой.
— Как ты оказался у меня?
— Как я оказался у тебя?
— Да.
— А ты не помнишь? Ты сам внес меня в эту комнату. Ты назвал меня Приблудой. Просто я немножко вырос с тех пор.
Темные круги поплыли перед глазами Сухова. Он пытался что-то понять.
— Ты не Серафим?
— Не знаю. Ты хочешь назвать меня Серафимом? Хорошо, я буду Серафимом. Спасибо тебе, что взял в свою комнату. Я бы погиб от голода, если б еще с час полежал под дверью. Спасибо.
— Кто ты? — прошептал Сухов пересохшими губами, садясь на краешек дивана. — Как ты… Если ты и вправду… тот рыжий щенок… Как ты попал к моим дверям?
Антону Сухову не то что страшно стало — зловещий ужас сковал его.
— Как я попал? Я не знаю. Но что-то припоминается. Я все припомню. Завтра. Или чуть позже. Я чувствую, что все припомню. А сейчас давай спать. Но я хотел бы лечь с тобой. Можно? Мне не хочется спать на твоем плаще.
— Со мной?
— Да. Можно?
— Гм-хм… Сейчас я постелю. Подожди немного.
Антон вышел из комнаты медленно, степенно, но как только прикрыл дверь, бегом на цыпочках кинулся в комнату Вероники. Не включая света, тронул ее за плечо, укрытое тонким одеялом. Она сразу проснулась.
— Антон? Наконец ты пришел. Ты всегда так поздно приходишь… — В ее голосе, к большому удивлению Сухова, нет ни раздражения, ни обиды, прозвучали полузабытые нотки… Как в пору их молодости. Это удивило Антона не меньше, чем появление в его кабинете Приблуды-Серафима. По крайней мере, услышав до удивления мягкий голос Вероники, его волнение из-за Серафима поубавилось. — Антон, ты знаешь… Тут у нас тако-ое случилось. Я даже не знаю, как и рассказать тебе. Подумаешь, что я с ума сошла. — Вероника села в кровати. — Ты заходил уже в свою комнату?
— Да.
— И видел Приблуду?
— Да.
— Испугался?
— Расскажи мне сначала, что произошло у вас.
— Я пришла с работы. Первое, что заметила, — это клочья рыжей шерсти по всей квартире.
И Вероника рассказала все по порядку. И о Юпитере, которого нашли дети с прокушенным горлом и с небольшой дыркой в черепе.
— Ты давно его видела?
— Кого?
— Приблуду.
— Говорю же тебе, что он уснул и я положила его в твоей комнате. Это было вечером, в шесть.
— И после этого ты не заходила в комнату?
— Я боялась, Антон. Очень боялась. Я даже дверь в твою комнату закрыла на ключ. И детям запретила входить. Все так фантастично, Антон. И я так боюсь.
Вероника долго не могла попасть ногами в пушистые тапочки, стоящие на полу рядом.
Ручка двери казалась непривычно холодной.
Серафим сидел за Антоновым столом и забавлялся карандашом, что-то рисовал на одном из листков бумаги.
— Кто это?
Вероника застыла на пороге, лицо ее сильно побледнело, а светло-сиреневая ночная сорочка придавала ему оттенки потустороннего, нереального мира.
— Кто это? — повторила неслушающимися губами.
— Не бойся, Вероника, — включился в разговор Серафим и оглянулся.
Сухову показалось, что за прошедшие несколько минут он еще подрос, возмужал.
— Это он? — смогла лишь прошептать Вероника.
Сухов кивнул.
— Как же это, Антон? Как же это?!
И вдруг Вероника, охваченная неодолимым ужасом, безумно закричала, захлебнулась собственным криком и бросилась бежать, но сразу же запуталась в длинной сорочке, упала в коридоре. Лежала, не пытаясь подняться. Тело ее содрогалось, как от рыданий, но глаза были сухими. Когда Антон подбежал к ней, она опять страшно закричала, и он зажал ей рот ладонью.
— Детей разбудишь.
А она смотрела на него блуждающими глазами и, когда он убрал руку, лишь бессмысленно повторяла:
— Как же это, Антон? Как же это?
— Я понимаю не больше тебя, — Сухов старался сохранить на лице маску беззаботного спокойствия. — Я тоже ничего не понимаю. Но ты успокойся. Разве так можно? Рано или поздно мы во всем разберемся. Другие разберутся. Успокойся.
Открылась дверь, и появились заспанные личики Аленки и Витасика.
— Что с мамой?
— Ничего. Спите, дети. Мама просто очень испугалась.
— Это я ее напугал! — послышался вдруг резкий голос Серафима. — Но я не хотел пугать, одно мое присутствие… Простите, что я стал причиной этого. И большая благодарность за то, что не дали погибнуть от голода, холода, как у вас говорится. Спасибо. И особенно вам, Вероника. Давайте знакомиться. — Серафим обратился к детям, которые как маленькие галчата разинули рты, стоя на пороге детской комнаты. — Ваш муж, Вероника, и ваш папа, дети, решил назвать меня Серафимом. Итак, я — Серафим! — Он протянул руку для приветствия сначала Веронике, сидевшей на полу и смотревшей на все затуманенными глазами, потом Витасику с Аленкой. — Кстати, Витасик, не найдется ли у тебя лишних штанишек и рубашки? Видишь, я совсем голый, Серафим похлопал себя по животу и звонко рассмеялся. — А сейчас нужно спать. Время уже позднее. Пошли, Антон. Ты обещал лечь со мной. Или я обещал лечь с тобой? Короче, мы оба обещали друг другу спать вместе.
