– Быо пзние, – промычал он. – Извини. Я говорю – было у меня подозрение.
– Не страшно? – спросил Долинский, ехидно щурясь.
Лузгин посмотрел на него и вновь увидел не больше того, что открылось ему раньше. Раздвоенное, несчастное, одинокое существо, из последних сил делающее хорошую мину при плохой игре.
В первую очередь – существо человеческое.
– Будет страшно – попрошу Вовку надрать тебе задницу, – честно сказал Лузгин. На оборотня он и вправду очень надеялся. – И много вас таких?
– Насколько мне известно, немного. А Вовка твой, кстати, боец средненький. Полдюжины мужиков разогнать не смог.
– Это вопрос дискуссионный. Зашишевские держали его в постоянном страхе. Ты служил? Правильно. Значит, должен помнить, как давит волю дедовщина. И потом, извини, в железном ошейнике, да на цепи, да против шестерых ты бы тоже не особо повоевал. Бедный Вовка, говорил я ему, чтобы с детьми не заигрывал…
– Да, мы едва успели. Это у меня судьба, наверное, поспевать в самый последний момент, я уж привык. И за собственные ошибки полной мерой платить – тоже, видимо, судьба… А Вовку я потом натаскаю, покажу ему характерные вампирские приемы. Жалко, мало времени. Эх, было бы в запасе хоть полгодика!
– Думаешь, слабоват парень?
– Не в том дело. Вовке нужно распрямить спину и поверить в себя, это вопрос жизни и смерти, когда имеешь дело с упырями. У них собачья реакция на эмоции жертвы: испугался – тебе конец, не боишься – получаешь шанс. Человек, столкнувшийся с вампиром случайно нос к носу, выживает, если у него естественный испуг не переходит в глубокий страх. Попер грудью, обматерил, да просто фамилию спросил – а вампир испарился. Не поверишь, я знаю про одного милицейского сержанта, здоровенного парня, который спьяну упыря избил, взял за шиворот и в отделение поволок. Решил, что тот его сексуально домогался. Хорошо, встретился им по дороге компетентный товарищ, раньше, чем упырь в себя пришел… – Долинский поймал недоверчивый взгляд Лузгина и пояснил: – Вампир не нападает сразу, он сначала загоняет человека в состояние жертвы, наслаждается процессом… Если упырь не готов тебя обработать по всем правилам, то обычно теряется и спешит уйти. Главное правило – оставь ему возможность скрыться. Потому что, зажатый в угол, он дерется насмерть. Тому сержанту повезло сказочно. Если бы не шел ему навстречу другой мент, опытный, да еще с топором… А ты запоминай, пригодится.
– Не хотелось бы!
– Ну, другим расскажешь… Если я разрешу.
Лузгин молча ждал продолжения. Долинский вдруг приоткрылся с неожиданной стороны – в нем прорезался авторитарный и уверенный лидер, тот, кто может разрешать или не разрешать, по праву сильнейшего в команде. Сильнейшего духом. Фраза была произнесена мягко, но с полной убежденностью: если Долинский сочтет что-то неуместным, он не даст Лузгину сделать это.
– Я попозже тебе объясню, почему так, – сказал Долинский, опуская глаза, будто извиняясь за свою властность. – Понимаешь, сейчас критическая ситуация и расклад совершенно не в нашу пользу. Но случается чудо – появляешься ты и преподносишь на блюдечке надежду. Жалко, я не смыслю в астрологии, но без удачного расположения звезд вряд ли обошлось. Теперь я боюсь одного – что Вовка не столь талантлив, как кажется.
Лузгин закурил и бросил:
– Рассказывай.
Ему просто ничего больше не приходило в голову.
– Ты выживешь при любом развитии событий. Скорее тебе на голову упадет кирпич, чем вампир тебя задерет.
– Это ценно, конечно. И какую роль ты мне отводишь в предстоящем шоу, хотелось бы знать?
– Свидетеля.
Лузгин поморщился. Что-то похожее он уже слышал. В Зашишевье, от Муромского. Кончилось все полными штанами.
***
Когда стемнело, Долинский облачился в черный плащ. «Ну, мы пошли на разведку». – «А спишь ты днем?» – «Скорее утром. Мне теперь много не надо, часа три-четыре, и как огурчик». Лузгин вместо комментария хмыкнул. По Долинскому нельзя было сказать, что он регулярно высыпается. Не исключено, подумалось Лузгину, что измененная психика Долинского восстанавливается после нескольких часов сна. Но тело его выглядело нездоровым, затасканным. Впрочем, и у обычных людей в возрасте за тридцать попадаются тоже… Не тела, а организмы. Это уж как с собой обращаться.
«Нам тут держать ушки на макушке?» – «Да что ты! Во-первых, здесь самое защищенное место в пригороде, на каждом дворе по паре волкодавов. А во-вторых, у простых упырей до начала активной фазы еще дней пять, если не больше. Сейчас даже вожаки едва шевелятся. Сегодня на весь город один по-настоящему опасный тип – проклятый сумасшедший «мастер». – «Ты не боишься?» – «Я должен вынюхивать лежки. Больше некому. Менты вычисляют упырей по косвенным признакам, но примерную наводку на место всегда даю я. Милиция без моей помощи может искать вампиров исключительно по кровавым следам – представляешь, что творилось бы в городе тогда? У нас и так по два законченных кровопийцы на десять тысяч жителей. Это ненормально». – «А что, есть незаконченные?» – «Да, нескольких еще можно уговорить остановиться. И одного родные держат на привязи».
Лузгин попробовал вообразить, каково это – уговаривать начинающего вампира остановиться, – и не смог. Зато очень живо вообразил, что за радость держать родственника-упыря на привязи. Нечто похожее он прошел с Вовкой, но в сильно облегченном варианте.
Долинский и Грэй скрылись в ночи. Лузгин накормил Вовку, завернулся в плед и устроился на веранде с ноутбуком. Мечта всей жизни – свежий воздух, шезлонг, неяркая лампа, тишина.
Вовка бесшумной тенью бродил по участку. Уже без ошейника, но все еще на той самой привязи, хоть сейчас и невидимой. Обживался, слушал город, привыкал к относительно вольной жизни. Вовку заинтересовал хозяин этого дома, и особенно его интриговал Грэй. С такими ненормальными собаками оборотень раньше не встречался. Пес воспринял его как человека – настолько, что Вовка, проявив совершенно человеческую реакцию в ответ, потянулся Грэя погладить. Тут оборотню, конечно, показали клыки. «А мог бы и цапнуть, – заметил Долинский. – Это хороший знак, думаю, со временем они подружатся».
Вервольф чуть не лишился когтей и зубов из-за того, что хотели погладить его самого. На лесопилку пришла дочка одного из мужиков: послала ее мать с поручением, забыв, где прописан страшный, опасный «зверь». Оборотень как раз отдыхал в густой траве – лежал, ушами шевелил, размышлял. Когда девочка подошла к нему и сказала что-то вроде: «Ой, какой бобик», – Вовка благоразумно начал отползать, но было поздно. Его уже гладили. А мужики уже бежали выручать ребенка. От топота и мата девочка испуганно вскинулась и закричала. Всё. Опоздай подмога на пару минут – быть бы Вовке инвалидом.
