Ознакомительная версия.
Перед заходом солнц кавалькада ворвалась в селение и остановилась, подняв облако пыли перед постоялым двором.
Из входной дыры выглянул Быбба, при виде инопланетного существа высоко взметнувший седые брови. Спешившись, алулы сразу зашли в кабак. Ифнесс, Фабраш, Этцвейн и безмолвный лилово-черный циклоп последовали за ними.
Внутри, сгорбившись на скамьях и табуретах, угрюмо поглощали медовуху пьяные кащи из клана Синих Червей. Заметив алулов — заклятых племенных врагов — кащи, один за другим, стали тяжело подниматься и угрожающе ворчать. Фабраш обратился к хозяину: «У моих друзей дело к Хозману Хриплому. Он сегодня появлялся?»
Быбба разразился сварливыми причитаниями: «Так не полагается! Я не обсуждаю дела посетителей и постояльцев! Должны быть какие-то...»
Над коротышкой-кабатчиком наклонился шагнувший вперед Каразан: «Отвечай!»
«Не видел я Хозмана — с раннего утра!» — пробурчал Быбба.
«Ага! Значит, он тут был, рано утром?»
«Был! Своими руками подавал ему похлебку — солнца только всходили».
«Как же так? — Каразан начинал гневаться. — Перед закатом его видели на берегу Вуруша, у самых отрогов Оргая. Не раньше полуночи он был там же, у нашего стойбища. А еще до рассвета он очутился в Шахфе и сидел тут, похлебку лопал?»
Кабатчик почесал в затылке: «Все может быть... если скакать во весь дух на добром ангосском быстроходце...»
«Какой породы вол был у Хозмана утром?»
«Обычной, йерзийской».
«Может быть, он сменил быстроходна, когда приехал», — предположил Ифнесс.
Гетман алулов всхрапнул, как вол, и повернулся к Фабрашу: «Ты не обознался? Когда вы спускались с Оргая, за вами гнался Хозман?»
«Мне ли не знать Хозмана Хриплого! Сколько раз я с ним торговался — и с бандой его, и один на один!»
Сзади послышался сиплый, простуженный голос: «Кто поминает Хозмана? Надеюсь, добрым словом?»
Все обернулись. У входного пролома стоял Хозман Хриплый. Он спокойно приблизился — человек среднего роста с бледным, строгим лицом. Длинный черный плащ скрывал всю его одежду, кроме широкого красно-коричневого шарфа, обмотанного вокруг шеи.
Каразан произнес: «Вчера ночью, на берегу Вуруша, ты похитил четверых из нашего племени. Мы требуем их возвращения. Алулы не созданы для рабства — да будет известно каждому работорговцу Караза!»
Хозман хрипло рассмеялся, отвечая на угрозу непринужденностью, внушенной длительным опытом: «Постойте, любезнейший! На чем основано ваше обвинение?»
Каразан медленно подошел вплотную к скупщику рабов: «Хозман! Твое время истекло».
Разъяренный Быбба пытался просунуться между противниками: «Только не здесь! В Шахфе свои законы...»
Гетман отмел кабатчика тяжелой ладонью: «Где наши девушки?»
«Послушайте, — проворно отступил Хозман, — кто ни пропадет в Миркиле, все на меня пальцем показывают. На берегу Вуруша? Ночью? Я завтракал сегодня в Шахфе! Ищите обидчиков в горах».
«Врешь! Ты успел сюда доехать».
Хозман с улыбкой покачал головой: «Если бы у меня были быстроходцы сказочной резвости и неслыханной выносливости, стал бы я заниматься работорговлей? Я бы нажил состояние разведением волов. Отроги Оргая кишат чумпами: такова действительность. Примите мои соболезнования».
Бледный от ярости Каразан, неспособный найти брешь в защите работорговца, в замешательстве молчал. Тем временем Хозман заметил черное одноглазое существо в тени у входа, изумленно вздрогнул и напрягся: «Что здесь делает кха? Он с вами заодно?»
Ифнесс спокойно ответил: «Я поймал его под Три-Оргаем, в тех местах, где мы с вами чуть не повстречались вчера вечером».
Хозман обернулся к землянину, но глаза его не отрывались от неподвижной фигуры циклопа — «кха», как он неосторожно позволил себе его назвать. Работорговец пытался придать голосу шутливо-беззаботное выражение и даже перестал хрипеть: «Еще обвинитель нашелся! Если бы слова могли ранить, бедный Хозман уже извивался бы на земле, обливаясь кровью».
«Не вернешь девушек алулам — так оно и будет!» — взревел гетман алулов, вновь убежденный в лживости разбойника.
Хозман лихорадочно соображал, быстро поглядывая то на Ифнесса, то на циклопа. Повернувшись к Каразану, он просиял льстивой улыбкой и слащаво произнес: «Я подкармливаю нескольких чумп, выполняющих поручения. Возможно, девушки-алулы еще в сохранности. Если это так, вы обменяете четверых на двоих?»
«Четверых на двоих? Что это значит?» — рычал Каразан.
«За четверых девушек отдайте мне кха и этого беловолосого чужестранца».
«Сделка не состоится! — поспешил вмешаться Ифнесс. — Вам придется договариваться на других условиях».
«Ну хорошо, одного кха. Подумайте! Четырех красавиц за дикого, бесполезного урода!»
«Исключительно любопытное предложение! — заявил Ифнесс. — Зачем вам понадобилось это существо?»
«Среди моих заказчиков есть собиратели редкостей», — Хозман вежливо подвинулся, пропуская входящих посетителей — двух безобразно пьяных кащей, растрепанных и потных. Шедший впереди толкнул Хозмана в плечо: «Посторонись, гад! Разорил кащей? Доволен? Из-за тебя, гада, жрать нечего. Да и некому скоро будет жрать! А теперь еще проходу не даешь!»
Презрительно усмехнувшись, Хозман собрался отойти в сторону, но воин из клана Синих Червей схватил его за шарф и потянул к себе, лицом к лицу, гремя каской-трещоткой: «Смешно, а? Издеваешься?»
Подскочил седовласый Быбба: «Никаких драк в кабаке! Руки прочь!»
Махнув рукой наотмашь, кащ повалил Хозмана на пол. Быбба достал из-под передника дубинку и стал с поразительным проворством наносить удары по голове и по спине кочевника. Кащ отмахивался и ругался, но в конце концов, спотыкаясь, выбежал на улицу. Ифнесс Иллинет сочувственно нагнулся к лежащему Хозману и обернулся к Этцвейну: «Нужно ампутировать нарост».
Этцвейн мгновенно подскочил, выхватив нож. Землянин оттянул красно-коричневый шарф, а Этцвейн, прижимая коленом судорожно вскидывающего руки и ноги работорговца, разрезал ремешки сумки, подвешенной у того под затылком. Кабатчик, вытаращив глаза, опустил дубинку. Сморщившись от отвращения, Ифнесс приподнял двумя пальцами влажную асутру — уплощенное овальное членистоногое величиной с большой кулак, изрытое темно-коричневыми бороздками и чуть более светлыми выпуклыми извилинами. Этцвейн обрубил нерв. Грязные стены старого кабака в Шахфе слышали много отчаянных криков, но даже они задрожали от страшного вопля Хозмана Хриплого.
Между Ифнессом и Этцвейном протиснулась жесткая, как дерево, фигура — кха. Этцвейн приготовился ударить ножом, но кха уже выпрыгнул на улицу с асутрой в руке. Ифнесс пустился в погоню, Этцвейн за ним. Их взорам открылось неожиданно мрачное зрелище: в облаке белесой пыли черный циклоп, выпустив из ступней мощные когти, в безмолвной ярости топтал и разбрасывал во все стороны остатки асутры.
Ознакомительная версия.
