— Прости, мой мальчик. Я за тобой. Самолет на Варшаву сегодня уйдет без тебя.
Я смотрел в его по-стариковски жесткие усталые глаза. Хотел и не мог ничего возразить…
— Мы занимаемся этим не ради праздного любопытства, — говорил Кером, вышагивая по голубому ковру своего кабинета. — Мы уверены, что поиски молекулярных инструментов для овладения процессами старения человеческого организма вообще, и мозга в частности, дадут эффектный результат. Исследования последних лет позволяют ожидать крупных событий в этом секторе знаний. Нам удалось вырвать… да, вырвать проблему старения мозга из области эмпирики и поставить ее на прочную фактическую основу. Изучение вредных возрастных изменений мозга на всех этапах его индивидуального развития, поиски средств, могущих влиять на этот процесс, — генеральная линия нашего института…
По-утиному звонко закрякал гудок вызова. Кером нажал клавиш селектора:
— Алевтина Ивановна, предупредите сотрудников, что я очень занят.
— Александр Карлович, — возразил женский голос. — Прошу извинить, но в приемной вас дожидаются гости из Англии. Профессор Мерих…
— Виноват, — перевил Кером, — миллиард извинений, но даже для Мериха я сейчас не мог бы сделать исключение. Придумайте способ занять англичан на тридцать — сорок минут. И отключите, пожалуйста, все мои телефоны.
— Так вот, — продолжал Кером, глядя куда-то в пространство поверх моей головы, — именно ради этой гуманной, благородной цели мы вынуждены создавать в своих лабораториях биоаналоги мозга реально существующих людей…
— Да, — сказал я. — Существуют живые люди и существуют гуманные цели. И еще существуют средства для достижения этих целей. Кто дал вам право выбирать средства, руководствуясь лишь собственными, возможно, неверными соображениями?
— Никто. Занимаясь этой проблемой, мы вторгаемся в бездну неведомого, идем впереди собственных знаний. Идем иногда почти вслепую. Естественно, правовой аспект наших исследований пока скрыт в тумане неведения. И если не считать философских концепций, поступающих из ведомств научной фантастики, мы не представляем себе, какая система общечеловеческих взглядов утвердится по результатам наших работ.
Он прав… К сожалению, наверное, прав…
— Результаты ваших работ уже ощущаются даже на дне океанов. Вас это не настораживает?
— Очень волнует. Мы получили доказательство того, что биоаналоги организованы на порядок выше обычных моделей мозга, построенных на белковой основе. Кто мог предполагать, что они способны проявить такую самостоятельность в действиях!
— Иными словами, случайно вы создали нечто такое, что выходит за пределы вашего разумения.
— Положим, не совсем случайно… Как это часто бывает в науке, отвоеванные в борьбе с неведомым крупицы знаний не только не становятся решением проблемы в целом, но расширяют- и углубляют ее. И даже открывают перед исследователями одну или несколько новых проблем. Вдруг выясняется способность биоаналогов самостоятельно передавать заложенную в них информацию другим белково-мозговым системам!.. Мы это обязательно используем.
Я вздрогнул.
Возбужденно лавируя между разноцветными мягкими креслами, Кером нечаянно задел и опрокинул одно из них — белое. Быть может, Лотта любила сидеть именно в нем…
— Вы, — сказал я, — уже собираетесь использовать то, чего еще не успели толком осмыслить. В таком случае, будьте готовы к тому, что я постараюсь вам помешать. Я подниму на ноги мировую прессу и заставляю ее дебатировать этот вопрос. Думаю, общественность планеты заинтересуется тревожными предупреждениями очевидца. Вы вправе возразить, что закрыть уже открытое невозможно. Но это и не входит в мои намерения. Просто я хочу, требую, умоляю: не забывайте хорошенько обдумывать и обсуждать возможные последствия ваших чудовищных экспериментов. Во имя памяти вашей дочери, Кером!
Я поднял кресло и поставил на прежнее место. Кером, казалось, о чем-то думал, глядя себе под ноги. Внешне он был спокоен. Но крылья ноздрей его орлиного носа нервно подрагивали.
— Ты и я, — сказал он, — мы оба потеряли самого близкого нам человека. Не знаю, кому тяжелей, тебе или мне… Я стар, мой мальчик, и уже не дождусь решения проблемы долголетия. Однако пока я дышу, не оставлю эту работу — дело всей моей жизни. Не мог бы оставить, даже если б хотел, и ты, конечно, понимаешь, почему… Моя работа перешла в такую стадию, когда необходим расширенный эксперимент. Да, с участием человека. Этим человеком буду я, потому что эксперимент может окончиться для подопытного мозговой катастрофой… Нет, нет, помолчи, дай мне сказать все до конца. Математические и белковые модели в этом отношении не могут соперничать с живым человеческим мозгом, и пусть мой маленький секрет останется строго между нами… Так вот, во имя памяти Лотты я предлагаю тебе союз. И даже шире: во имя идеи.
— Это будет странный союз… Я не враг вашим идеям, но то, что я сказал, остается в силе.
— Ты сказал: «Обдумывать и обсуждать последствия»… Много ли проку, если обсуждать и обдумывать будут сами экспериментаторы? Почти никакого. В науке работает много горячих голов. Вроде моей. Ты прав, назревает необходимость как-то согласовывать направленность наших экспериментов с общечеловеческой моралью. В связи с этим предвижу возникновение новой научной дисциплины. Я бы предложил назвать ее «этической эргономикой[21]». Дисциплина, надо прямо сказать, эвристическая…
Я слушал Керома со все возрастающим удивлением. Он совершенно очевидно подсказывал мне путь к практической реализации того, что стихийно зрело в моей голове. В замкнутый круг лабораторных исследований подключаются звенья эт-эргономики. Это отдушина, через которую узкоспециальная идея подготавливаемого эксперимента становится достоянием самой широкой общественности, фокус, в котором сосредоточиваются мнения, отклики и пожелания относительно этики этих идей. И наконец, это авторитетный орган, которому предоставляется право последнего слова для этической характеристики того или иного научного замысла. В заключение Кером сказал:
— Я развиваю эту мысль не потому, что считаю этический контроль над моими работами приятной необходимостью. О нет, я преследую другую цель. Становится понятным, что научный прогресс в области моих исследований без дальнейшего развития пока еще однобокой человеческой морали просто невозможен. Близится время, когда мы будем в состоянии искусственно создать сложноорганизованное живое существо. К сожалению, эта перспектива шокирует не только дилетантов. Даже в среде ученых процветают враждебные настроения. Я очень надеюсь, что эт-эргономика, занимаясь вопросами этического планирования наших работ, тем самым будет способствовать возникновению и утверждению новой человеческой морали. Как видишь, я не колеблясь готов отдать в руки наших оппонентов довольно грозное оружие. И мы — я имею в виду бионетиков — заранее честно предупреждаем, что собираемся использовать это оружие в своих целях. Игра в открытую. Будущее покажет, кто победит. Лично я не сомневаюсь в исходе поединка.
