Ознакомительная версия.
Клеменз был обеспокоен чем-то помимо гибели несчастного Мерфи.
— Раньше сюда не очень-то торопились. Это всегда какой-нибудь проходящий мимо транспорт. Вообще-то свернуть корабль с положенного курса всегда дорого обходится. Ты не хочешь мне рассказать, о чем вы беседовали с Андрузом?
Она отвернулась.
— Нет. Ты потом решишь, что я сумасшедшая.
Она посмотрела в дальний угол, где Голик рассматривал стенку. Он выглядел гораздо лучше после того, как Клеменз отмыл его.
— Вообще-то немного жестоко, — пробормотал медтехник. — Как ты себя чувствуешь?
Рипли облизала губы.
— Температуры вроде нет. Но подташнивает, и в животе болит. Прямо разрывается на куски.
Он выпрямился и кивнул самому себе.
— Начинает сказываться шоковое состояние. Это неудивительно после того, что ты недавно пережила. Удивительно, что ты еще не лежишь и не рассматриваешь стену вместе с Голиком.
Подойдя к ней, Клеменз сделал поверхностный осмотр, после чего направился в кабинет, открыл задвижку шкафчика и начал возиться с его содержимым.
— Я тебе дам еще один коктейль.
Она смотрела, как он работает с инъектором.
— Нет, мне нужно оставаться на ногах.
Ее глаза инстинктивно стали искать возможные входы: вентиляционные отверстия, дверные проемы. Но в глазах темнело, мысли отяжелели.
Клеменз подошел к ней с инъектором в руках.
— Посмотри на себя. Ты называешь это состояние «на ногах»? Ты едва на них стоишь. Организм — это эффективная машина, но всего лишь машина. Начнешь требовать от нее слишком многого, и она не выдержит.
Она закатала рукав. — Только не надо читать мне лекции. Я знаю, что делаю.
Фигура в углу громко бормотала:
— Я не знаю, почему люди во всем обвиняют меня? Прямо рок какой-то. Это, конечно, не означает, что я совершенен, но, ей-богу, я не понимаю, почему одни люди всегда стараются обвинить других.
Клеменз улыбнулся.
— Очень мудро подмечено. Спасибо, Голик.
Он наполнил инъектор, проверяя уровень.
Когда она села в ожидании укола, она случайно обернулась на Голика, который, к ее удивлению, оскалился в ответ на ее взгляд. Выражение его лица было совершенно нечеловеческим: отсутствие мысли, чистый восторг идиота. Рипли с отвращением отвернулась, ее занимали другие заботы.
— Ты замужем, — неожиданно спросил спеленутый.
Рипли вздрогнула:
— Я?
— Тебе надо выйти замуж, — совершенно серьезно заявил Голик. — Иметь детей…, ты симпатичная девчонка. Я знавал много таких. Дома. Они всегда любили меня. Ты тоже умрешь.
Он начал насвистывать.
— Это действительно так? — спросил Клеменз.
— Что?
— Что ты замужем.
— Зачем тебе.
— Просто интересно.
— Нет.
Он подошел к ней с инъектором в руках.
— Как насчет одного уровня со мной? — спросила она.
Он ответил вопросом на вопрос:
— Ты не могла бы поконкретней?
— Когда я спрашивала тебя, как ты попал сюда, ты не ответил. Когда я спросила, откуда у тебя клеймо заключенного, ты опять увильнул от ответа.
Клеменз посмотрел в сторону.
— Это длинная история. Боюсь, что несколько мелодраматичная.
— Ну тогда развлеки меня немного.
Она сложила руки под подбородком и уселась на кровать.
— Моя беда в том, что я был сообразительным. Я знал все. Я был талантлив, и мне казалось, что больше мне ничего и не нужно. Некоторое время так оно и было.
— Это было сразу после окончания медшколы, за время обучения в которой я умудрился попасть в лучшие пять процентов своего класса, несмотря на то, что, как я полагал, было умеренным пристрастием к мидафину. Тебе известно такое фармацевтическое средство?
Рипли медленно покачала головой.
— О, это симпатичная цепочка пептидов и тому подобных. Заставляет чувствовать себя непобедимым и при этом не лишает тебя способности рассуждать. Однако оно требует поддержания определенного уровня в крови. Будучи парнем умным, я без особых трудностей присваивал нужное мне количество из запасов учреждения, где я в тот момент работал.
— Меня считали весьма многообещающим будущим врачом исключительного дарования, проницательным и заботливым. Никто не подозревал, что мой основной пациент — это я сам.
— Это случилось на первом месте, куда я получил назначение. Центр был счастлив заполучить меня. Я работал за двоих, никогда не жаловался, почти всегда был точен при диагнозах и назначениях. После очередного дежурства я ушел, взвился вверх, словно орбитальный челнок, и забрался в кровать, чтобы раствориться в ощущении полета, когда зазвонил коммутатор.
— Взорвался находившийся под давлением бак энергетической установки центра. Всех, с кем удалось связаться, собирали на подмогу. Серьезно пострадало тридцать человек, но лишь несколько нуждались в госпитализации. Ничего сложного. Ничего такого, с чем бы не мог справиться молодой специалист. Я решил, что справлюсь с этим сам. А потом я направился домой, так что никто не успел заметить, что я был слишком возбужден и весел для человека, поднятого из постели в три часа утра.
Он остановился, собираясь с мыслями.
— Одиннадцать из тридцати умерли, потому что я неправильно назначил дозу обезболивающего. Мелочь. Казалось бы, простая вещь. С этим мог справиться любой дурак. Любой. Таков мидафин. Он практически не влияет на твой рассудок. Только изредка.
— Извини, — мягко сказала Рипли.
— Ничего. Я получил семь лет тюрьмы и пожизненный испытательный срок. Моя лицензия мгновенно опустилась до уровня 3-С со строгими ограничениями, что и где я могу практиковать. В тюрьме я избавился от моей великолепной привычки. Но это уже не имело значения. Слишком много было вокруг родственников, помнивших смерть своих близких. Не было ни малейшего шанса, что ограничения будут когда-либо пересмотрены. Я скомпрометировал свою профессию, а экзаменаторы восхищались, ставя меня в пример. Ну, а теперь представь, куда я мог пристроиться с такой профессиональной квалификацией. И вот я здесь.
— Я так сожалею.
— Обо мне? Или обо всем случившемся? Если о последнем, то я тоже. А о сроке заключения и последующих ограничениях — нет. Я заслужил это. Я заслужил все, что произошло со мной. Я лишил жизни одиннадцать человек. Небрежно, с улыбкой на лице. Я уверен, что погибшие тоже подавали надежды. Я разрушил одиннадцать семей. И, поскольку я никогда не смогу забыть этого, я буду всю жизнь нести этот груз. Вот почему я выбрал именно это назначение. Здесь учишься жить со всем, что ты натворил.
— Ты отбывал срок здесь?
Ознакомительная версия.
