РАДИОЛЕДИ
Профессор Джордж Хьюш-младший, худой, поджарый, с аскетическим лицом, с коротко стриженной головой размашистым шагом шел по мокрой улице.
Лил обычный лондонский дождь, и профессор старательно прятал под зонтиком только что приобретенные утренние газеты. Вся корреспонденция профессора пересылалась на его кембриджский адрес, но каждый уик-энд, уезжая с женой в Лондон, он неизменно отправлялся до завтрака за газетами, совмещая столь необходимую для здоровья и бодрости прогулку с приобщением к утренним новостям.
В старом длинном трехэтажном доме было множество подъездов с отдельным входом в каждую квартиру. Профессор любил этот дом и за его старомодность, и даже за приобретенный им на закате эры автомобилей благородный темный налет.
Мистер Хьюш поднялся на крыльцо и открыл дверь в квартиру.
Войдя в переднюю, поставил на пол мокрый зонт, повесил под оленьими рогами длиннополое пальто, положил на столик перед зеркалом шляпу, тщательно стряхнул капли с костюма и прошел в большую парадную комнату нижнего этажа. Он не забыл взглянуть на лестницу, ведущую в верхние этажи, — на втором были спальни супругов, а на третьем — комната Мэри, которая сейчас в отсутствие родителей в радиообсерватории следила за круглосуточными записями автоматов большого радиотелескопа, неустанно изучающего Вселенную.
Мистер Хьюш сел около старинного, заботливо разожженного женой камина, чтобы, вытянув длинные ноги, дать им отдохнуть, а заодно просмотреть газеты.
Из кухни, размещенной в полуподвале на домашнем лифте, поднялась миссис Джосиан Белл, руководившая вместе с ним радиообсерваторией, а дома им самим, достаточно непокорным и строптивым, но оставляющим обычно последнее слово за нею.
Она вкатила в парадную комнату, служившую Хьюшам одновременно гостиной и столовой, приготовленный ею завтрак — поджаренные тосты, овсяную кашу и кофе в дымящемся кофейнике.
Мистер Хьюш, словно обжигаясь углями в камине, время от времени вскрикивал, комкая газету, и бросал ее на шкуру бенгальского тигра, присланную старшим сыном из какой-то экспедиции и красовавшуюся теперь на полу.
Почтенного профессора вывели из себя крикливые заголовки в газетах.
«Снова маленькие зеленые человечки и опять в той же Мальбарской обсерватории Кембриджского университета».
«Мисс Мэри Хьюш-Белл, дочь руководителей Мальбарской радиообсерватории приняла сигналы из космоса, протянув руку братьям по интеллекту».
«Радиоледи» оправдала свое прозвище, начав диалог с «инопланетянами».
Даже солидная «Таймс» вещала:
«Следует ли признать, что мы не одиноки во Вселенной? Что жизнь на Земле отнюдь не уникальна? Очевидно, надо ожидать нового раунда дискуссии между материалистами и теологами».
В Ватикане вспомнили о созданной еще в двадцатом веке комиссии космического миссионерства, которой предстоит теперь вплотную заняться обращением в истинную католическую веру космических аборигенов.
Профессор Джордж Хьюш повернулся к жене.
— Послушайте, что эти бумагомараки еще вчера вечером писали о том, о чем мы с вами и не подозревали.
И, захлебываясь от переполнявших его чувств, он не слишком внятно стал читать:
«Прелестная мисс Мэри Хьюш-Белл, стажер Мальбарской радиообсерватории Кембриджа, оправдывает два своих прозвища: „Диана со стриженой головкой“ и „Радиоледи“. Она, кстати сказать, является еще и председательницей „Лиги связи с космическими братьями“, возникшей после принятия ею же сигналов „инфракрасных человечков“, оказавшихся терпящим бедствие на околоземной орбите русским космонавтом. Но теперь сигналы переданы действительно издалека и точно повторяются через определенные промежутки времени. Можно поздравить нашу Мэри Хьюш-Белл, „Радиоледи“, которая, отказывая в руке своим современникам, ищет в космосе… щупальца».
— Что вы можете сказать по этому поводу, уважаемая профессор Джосиан Белл? Как могла ваша дочь дойти до того, чтобы дать повод для подобных публикаций, не поставив даже меня в известность о своих наблюдениях?
— Я готова объяснить вам это позже, уважаемый профессор Хьюш, когда мы перейдем к научной сути случившегося, а пока я хотела бы напомнить, что речь идет не только о моей, но и о вашей дочери. В соответствии с так уважаемыми вами научными традициями она как самостоятельный стажер радиообсерватории имеет полное право распоряжаться сделанными ею наблюдениями, не испытывая пресса чьей-либо цензуры.
— Ах, так! — воскликнул профессор Хьюш, резко отодвигая недопитую чашку кофе и отказываясь от неизменной овсяной каши. — Тогда немедленно отправляемся в Кембридж. Нам предстоит провести совместное расследование. Собирайтесь, а я пока выкачу из гаража веломобиль.
Миссис Хьюш-Белл за долгие годы супружества прекрасно изучила своего супруга и знала, как бесполезно сейчас возражать ему. В частых семейных сражениях у нее выработалась своя тактика, всегда приносившая желанный результат. Поэтому она изобразила на лице полную покорность и пошла переодеваться в дорожный костюм.
Вскоре двухместный велоэкипаж с закрытым от дождя верхом двигался по лондонским улицам, давно избавившимся от отравляющих воздух автомобилей. Их заменили электромобили, в поток которых предстояло влиться и супружескому экипажу, имевшему настолько обтекаемые формы, что в нем без особого напряжения сил можно было держаться за электромобилями, почти не отставая от них.
Супруги дружно налегали на педали и могли обмениваться репликами только на вынужденных остановках перед перекрестками.
— Почему я должен из газет узнавать о каких-то радиосенсациях во вверенной нам радиообсерватории? Почему, спрашиваю я и не слышу ответа. Если стажер обсерватории, хотя бы им была наша дочь, принял какие-то сигналы из космоса, то это не должно приравниваться вами к мяуканью ваших любимых котов на крыше, а имеет, я бы сказал, еще и научное значение.
Светофор открыл супругам путь, я вопрос профессора Хьюша остался без ответа, ибо работа ногами требовала размеренного дыхания, о чем бывший спортсмен всегда заботился, вместе с тем требуя от супруги старательной помощи.
Только за чертой Лондона мистер Хьюш смог удовлетворить свое законное любопытство.
— Может быть, почтенный профессор Хьюш учтет, что Мэри сообщила о своих наблюдениях по крайней мере одному из руководителей радиообсерватории, то есть мне, и это смягчит ее вину перед вами?
— Ни в коей мере! — воскликнул профессор Хьюш. — И я скажу ей все, что о ней думаю, и не остановлюсь даже перед решением приостановить ее стажировку в радиообсерватории, чтобы в другой раз она не пренебрегала моим мнением.
