В чем же разгадка? В личном обаянии, понял Элберт. Вот что разумеют коммерсанты под профессиональным термином "личное обаяние". Личное обаяние — вот актив, благодаря которому мистер Блик занял свой нынешний пост, а не стал, например, ученым.
Такие, как Блик и Борсма, выработали в себе личное обаяние. Элберт с тоской размышлял над тем, как это делается. Ясно, специалисты в этой области не сообщают о своих экспериментах в печати, да Элберт и не следил за такого рода публикациями. Однако они важнее всего для культуры человечества, ибо на них зиждутся решения правительства… даже Корпорации! Решения на высшем уровне!
Элберт не мог определить, достиг ли Кел того же мастерства, что и мистер Блик: полагал, что для него, Элберта, Кел не особенно старается. Не считает нужным тратить порох.
У Кела он спросил:
— Что такое куратор?
— А я-то думал, вы знаете, — прогудел Кел. — Куратор может оказаться весьма полезным. Потому и хорошо, что нам назначили куратора. Нам ведь предстоит беседовать на высшем уровне, Элберт; на таком уровне надеяться протолкнуть идею может лишь коммерсант экстракласса. Если это кому-нибудь и под силу, то только куратору. Кураторы слишком молоды для высших административных должностей, но эти люди на пути к блестящей карьере. Они…
Мистер Блик обернулся влево, к двери, вложив в это движение всю силу своего личного обаяния.
— Мистер Демарест, — провозгласил он, и в кабинет вошел куратор.
III
На мистере Демаресте — рыжем, с пленительными курчавыми бачками и проницательными карими глазами — был цельнокроеный комбинезон в несколько кричащую черно-бежевую клетку. Мистер Демарест чуть ли не вибрировал от избытка энергии. Это было заразительно: все начинали чувствовать себя столь же неестественно энергичными, как и он.
Мистер Демарест приветливо улыбнулся Элберту и Келу, радостно сказал:
— Как поживаете, мистер Борсма?
Мистера Блика словно выключили. Элберт почти забыл, что тот все еще присутствует в кабинете. Несомненно, мистер Демарест находился на пути к блестящей карьере.
Они с Келом и мистером Демарестом вышли из кабинета в новый коридор, ничуть не похожий на предыдущий: мертвенно-бледное мерцание осветительных панелей в полуметре от пола, вдоль стен — абстрактные скульптуры.
Вкупе с мистером Демарестом это было равносильно грозному вызову.
Элберт с безрассудной храбростью ринулся в бой.
— Оксидаза эпсилон, — возвестил он, — может спасти три богатейшие колонии Корпорации!
Мистер Демарест с энтузиазмом откликнулся:
— Согласен целиком и полностью — принадлежащий Корпорации урожай Тriсиm witti должен быть спасен! Мистер Блик по внутренней пневмопочте прислал мне ленту с вашим объяснением, профессор Леру. Я целиком и полностью на вашей стороне! Хочу со всей искренностью заверить вас обоих, что у мистера Саутфилда я сделаю для вас максимум возможного. Профессор, приготовьтесь дать дополнительные пояснения после того, как я доложу все, что мне известно.
В его голосе не было ни малейшей снисходительности, ни намека на двуличие. Он позаботится обо всем, Элберт не сомневался. Вот повезло!
Тут Кел пробасил:
— Ваш мистер Блик, по-видимому, неплохо знает свое дело.
Разве можно так отзываться о должностном лице Корпорации? Но Элберт сообразил, что эта бестактность не случайна. Очевидно, Кел хочет, чтобы мистер Демарест видел в нем равного, и вот его первый ход. Элберту это показалось рискованным. По правде говоря, он даже перепугался.
— Если говорить о мистере Блике, то меня удивляет только одно, — продолжал Кел, самую малость подмигнув собеседнику (Элберт возгордился тем, что заметил это подмигивание). — Невольно диву даешься, как это он ухитряется найти работу всем своим переключателям.
Элберт с трудом удержался от стона.
Но мистер Демарест ухмыльнулся.
— Откровенно говоря, Кел, — ответил он, — я не совсем уверен, в какой степени переключатели старины Блика — только бутафория.
Кел добился своего! Вот к чему в основном сводилась реплика мистера Демареста.
Но неужто переключатели у мистера Блика и вправду бутафорские? Насколько все проще там, далеко-далеко, в университете, где человек говорит только то, что думает!
Они прошли почти весь коридор. Мистер Демарест сказал вполголоса:
— Кабинет мистера Саутфилда.
Одно лишь сознание того, что за стеной находится мистер Саутфилд, заметно обуздало даже мальчишескую лихость мистера Демареста.
Через арку они вошли в просторный кабинет, где освещение было такое же, как в коридоре, а скульптуры еще замысловатее.
В глубине, в необъятном кресле изучал бумаги мистер Саутфилд — пожилой человек, причудливо одетый, но с удивительно заурядным лицом, едва виднеющимся над брыжами поверх ярко-малинового камзола. На вошедших он не обратил внимания. Мистер Демарест ясно дал понять, что все должны выждать, пока к ним обратятся.
Кел и Элберт расположились в двух креслах величиной с тахту так, чтобы сидеть лицом к мистеру Саутфилду, и замерли в ожидании.
Мистер Демарест шепнул:
— Я вернусь как раз вовремя, успею вас представить. Надо, знаете ли, привести себя в порядок.
Он усмехнулся, дружески хлопнул Кела по плечу. Элберт был рад, что мистер Демарест не проделал с ним того же, а лишь подал ему руку перед уходом. В противном случае Элберт разволновался бы.
Он откинулся на спинку кресла, утомленный переживаниями и успокоенный мягким светом.
Никогда еще Элберт не сидел в таком удобном кресле. Кресло было не просто удобно, оно с восхитительной настойчивостью предлагало расслабить все мышцы. В полудремоте Элберт почувствовал, как кресло нежно его укачивает и любовно массирует ему шею и спину.
Он блаженствовал. Не то чтобы он. заснул. При чуть-чуть иной конструкции кресло, без сомнения, могло бы и усыпить сидящего, но так оно дарило лишь отдых, беззаботный и бездумный.
Кел заговорил — даже его спокойный бас прозвучал резко и назойливо:
— Выпрямитесь, Элберт!
— Зачем?
— Элберт, от вашего коммерческого сопротивления и следа не останется, если вы не сядете прямо и не обезвредите кресло!
— Коммерческое сопротивление? — размышлял вслух Элберт. — О чем беспокоиться? Ведь мистер Демарест на нашей стороне, не так ли?
— Мистер Демарест — отнюдь не зональный директор, — напомнил ему Кел.
Значит, трудности еще впереди! Значит, чудесное кресло — лишь очередная ловушка на пути, где гибнут неприспособленные! Мысленно Элберт принял решение: "Отныне я буду поглощен одной-единственной мыслью: как сберечь в себе коммерческое сопротивление".
