— У нас городская библиотека закрыта, — пожаловалась Лида. Настроение у неё менялось в прямой зависимости от темы разговора. Только что, когда о Северянине толковали, лучилась от радости. Сейчас погрустнела: беда, книги брать негде. И снова — глаза настежь, улыбается с надеждой: — Может быть, вы наизусть помните?
А что? Можно и наизусть. Наглядный урок политграмоты.
— Слушайте…
Читал Игорь неплохо, а «Двенадцать» — особенно. Поэма эта вообще для чтения благодатна: меняющийся ритм, разговорные куски, разные человеческие характеры, тон — от камерного до патетического. Читал во весь голос, не смущаясь под взглядами прохожих, честно говоря — недоуменными: идёт по улице сумасшедший, орёт в рифму, руками размахивает. Да и орёт что-то крамольное на слух… Лучше — мимо, мимо, не дай бог привяжется, а то и слушать заставит.
Но Игорь не замечал их, не разглядывал. Плевать ему на них было. С высокой колокольни. Он читал и слушал музыку стихов, звучавших сейчас в их собственном времени. И быть может, а эти минуты в Петрограде или Москве сам Александр Блок читал их — недавно написанные, ещё горячие, живые.
И Лида слушала как заворожённая. А когда он выкрикнул последние строки — о Христе в белом венце из роз, — всхлипнула, даже не сдерживаясь. Уж на что Игорь ожидал супер-эффекта, то тут растерялся:
— Вы что?
— Жалко… — Вытерла ладошкой покрасневшие глаза.
— Что жалко?
— Я не знаю. Но ощущение от стихов очень грустное. Даже жить страшно.
— Да бросьте! Жизнь прекрасна!.. А стихи понравились?
Улыбнулась.
— Очень! — Повторила для усиления: — Очень-очень. Я обязательно найду книжку Блока… А прочитайте ещё что-нибудь.
Игорь усмехнулся: «Ещё что-нибудь? Пожалуйста». Начал:
— Но если вдруг когда-нибудь мне уберечься не удастся,
Какое б новое сраженье ни покачнуло б шар земной,
Я всё равно паду на той, на той далёкой, на гражданской,
И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной…
— Кто это написал? — спросила Лида.
Сказать бы правду; не родился ещё сей поэт…
— Так, один…
И неожиданный эффект:
— Я так и подумала: это вы сами! Ой, как здорово! Вы такой талантливый!
Вот так влип. Сам дурак, не надо было читать завтрашних стихов. Даже не завтрашних — из чёрт-те какого далека. Хорошо, что уже пришли к дому. Тема сама собой закрылась.
А дома их ждала неприятность.
Растерянная тётя Соня, Софья Демидовна, отперла им калитку и с ходу объявила:
— К нам из контрразведки приходили.
Игорь почувствовал, как опять стало холодно в животе — от неосознанного страха. Что-то часто в последнее время приходит к нему это стыдное чувство. Ну, а сейчас почему? Чего бояться?
— Зачем приходили?
— Про Гришу спрашивали. Где он, давно ли здесь был…
— А вы?
— Что я? Откуда я что про Григория знаю? Он сам по себе, мы сами по себе. Седьмая вода на киселе, — повторила она слова Пеликана.
Старик Леднёв по-прежнему сидел на диване-саркофаге. Книжка выпала из рук, валялась на полу, а он, привалившись виском к диванной тумбе, которая одновременно являлась шкафом, мирно похрапывал. Даже скорее похрюкивал. Знакомая картина.
— Он знает? — спросил про Леднёва Игорь.
— О контрразведке? — Софья Демидовна старательно выговаривала малопривычное, но красиво звучащее слово. — Вряд ли. Он так и проспал всё на свете. Они спросили, кто это такой, а я сказала, что давний знакомый, домой возвращается, в Москву. И что профессор, сказала.
— Поверили?
— Они его мешочек — он под вешалкой стоял, хорошо, что не убрала, а ведь хотела — вытряхнули, а там документы. Всё честь по чести: Леднёв Павел Николаевич, профессор истории. Диплом его профессорский, ещё бумага какая-то от Академии наук…
Старик Леднёв перестал похрюкивать-похрапывать, открыл по привычке один глаз и сказал абсолютно не сонным голосом:
— Не от Академии наук, а от исторического общества. Хотя для этих хамов всё одно…
Софья Демидовна руками всплеснула, ойкнула. Даже Игорь с интересом на профессора поглядел: ну и хитёр старикан. Одна Лида ничего не понимала, но внимательно слушала.
— Вы что же, не спали? — обиженно спросила Софья Демидовна.
— Спал не спал, вопрос другой, — сказал Леднёв и сел ровно, руки на коленях сложил. — Я, может, чутко сплю. Как говорится: сплю-сплю, а кур ба́чу. Я ждал развития событий, чтобы вступить в дело, если понадобится. Но не понадобилось. И я не стал просыпаться. — Говорил всё это он тоном короля, которого незаслуженно упрекнули в перерасходе государственных денег: и вроде вина очевидна, но с другой стороны — король, какие могут быть претензии…
Софья Демидовна молча повернулась и вышла из комнаты. Лида побежала за ней. Старик Леднёв обеспокоенно посмотрел вслед.
— Неужели обиделась?
— Обиделась, — мстительно сказал Игорь. — И правильно. А если б они её пытать вздумали?
Это было не что иное, как полемический приём, вздор собачий, но старик Леднёв принял его всерьёз.
— Они так вежливо спрашивали… И потом она и вправду ничего о Григории Львовиче не знает, так и объяснила. Он у неё давно был, год назад, если не больше. А я его вчера видел. Не мог же я о том говорить…
— Почему не могли? — Игорь озлился на старика и добивал его беспощадно. — Сказали бы: вчера расстались. Предложили бы подождать: вот-вот сам явится.
Старик Леднёв резко поднялся, толстовку одёрнул, губы поджал — аж борода вздёрнулась.
— Профессор Леднёв, милостивый государь, никогда предателем не был, напрасно так считаете. — Он даже на «вы» перешёл в обиде кровной. — Вы меня оскорбили, а я, мне кажется, этого не заслужил.
Игорь остыл так же быстро, как и вспылил. В самом деле, зачем он на старика набросился?
— Извините, Павел Николаевич.
Старик Леднёв заулыбался, рукой махнул.
— Пустое, Игорёк… Как ты думаешь, если я попрошу прощения у Софьи Демидовны, она меня соизволит простить?
— Думаю, соизволит, — сказал Игорь.
— Так я попробую… — Покашлял, осторожно стукнул костяшками пальцев в дверь хозяйкиной комнаты. Ответа не получил, заговорщицки глянул на Игоря, приоткрыл дверь и бочком-бочком проник туда.
Ладно, они сами разберутся. Плохо другое: Пеликана ищут. И ждут именно здесь, у родственников. Хотя, может статься, и ещё где-нибудь ждут. Интересно, не оставили ли они шпика на улице?..
Выскочил из дома, подбежал к воротам. Крепко строили: ни щёлочки в заборе, доска к доске прилажена без зазоров. Ага, вот есть дырочка. От выпавшего сучка, наверно… Прижался к ней глазом. Ни черта не видать! Тот самый поваленный столб с фонарём в поле зрения. И всё…
