— Не думаю. Пойми, Илза, это не малодушие. Иногда устранение бывает просто необходимо. Про нас сказано: «не мир, но меч». Однако я подумал об ущербе. Эти люди могут быть нам весьма полезны из-за их интеллекта.
— Нам или ВКМ?
— Некоторых мы ведь можем убедить. Неразумно убивать этих, даже не попытавшись уговорить вступить в наши ряды.
— У меня нет времени на словопрения, — резонно заметила Илза. — С ними наверняка придется повозиться.
— И у меня нет. Сейчас ни у кого здесь не найдется на это времени. Но потом мы сможем к ним вернуться. Пусть пока побудут под воздействием наркотиков, так безопаснее. Кто знает, не окажутся ли они скрытыми оппозиционерами, особенно Луис Бриден — он ведь мутант, если я не ошибаюсь? Можно попробовать оказать на него психологический прессинг. Если есть доступ к их досье, добудь эту информацию. Но теперь, когда они на месте, оставим их. Сейчас надо решать проблему с Уродцем и аппаратом Ортеги.
— Так ничего и не придумал?
— Кое-что, — медленно вымолвил Йенг. — Но доказательств нет. Даже эмпирическая логика тут не годится. Условно можно считать, что голос, исходящий из механизма Ортеги, поступает к нам с Омеги; но Омега — вовсе не будущее, как мы раньше думали.
— Другая планета?
— Та же планета. Это Земля, та же самая, но где мы сейчас… НЕ находимся.
Безмятежное лицо Йенга озарилось слабой улыбкой. Илза непонимающе смотрела на него.
— Это одно из потенциальных будущих времен нашей Земли, — пояснил он. — А для людей с Омеги — вот оно (тут Йенг с силой топнул ногой), одно из возможных будущих времен. Другой вариант вероятности. Омега — это Земля, избравшая иной путь развития, повернувшая не в ту сторону на одном из перекрестков прошлого. От голоса из механизма я узнал, что на Омеге была Третья мировая война; в отличие от нашего мира ее никто не предотвращал. Я пока не могу беседовать с тем человеком, но могу его слушать, а потом сопоставляю слова и делаю выводы. Пока самый важный из них такой: ядерная энергия не столь опасна, как у нас принято считать. Цепная реакция не в состоянии разрушить всю планету, поэтому мы можем разрабатывать дальнейшие планы. В худшем случае мы лишь немного продырявим материю — не более.
В голове у Луиса Бридена звучал голос, который нес сущую бессмыслицу. Луис старался не обращать на это внимания — ему было не до того. Он оборонялся.
Де Анца уже отключился: охранникам удалось всадить ему под кожу иглу. Луис тем временем продолжал защищаться, несмотря на явное неравенство сил. Он понимал, что их бунт — ошибка, но Де Анца начал первый, наотмашь ударив одного из стражей, и потом уже не было смысла отступать.
Луис старался не подпускать тех четырех с иглами: в такой тесноте одолеть его не составляло труда. Он отшатнулся, рукой нашаривая какое-нибудь средство защиты, и краем глаза увидел, как распахнулась дверь в стене. В проеме показалась Илза Картер, а за ней — огромного роста азиат с сонным выражением лица.
Эта заминка и решила исход дела. Охранники приблизились вплотную, Луис рванулся и в то же мгновение ощутил укол от иглы. Лица перед ним расплылись; все вокруг заструилось, как вода. Мышцы размякли; Луису показалось, что он летит в пропасть. Тем не менее его разум еще сохранял ясность и четкость, и Луис опять услышал голос, на этот раз сопровождаемый видениями. Некто настойчиво повторял: «Скажи им… скажи непременно… раньше была одна Земля! Цепная реакция…»
Потом наркотический туман заволок восприятие.
8
С самого рождения, точнее даже с момента зачатия человек — это олицетворенная война. Метаболизм в нем сражается с катаболизмом, разум — сплошное поле битвы, ориентации одолевают друг друга, сообразуясь с произвольно выбранной нормой. Многие довольно легко подстраиваются под окружающую среду, но все же никогда не достигают абсолютного покоя. Военные действия прекращает лишь смерть.
В тот вечер Джозеф Бриден получил краткую передышку. Она избавляла от проблем очень ненадолго: гипнотическое воздействие со временем должно было ослабнуть. Правда, его можно было возобновить, продлевая торжество бездействия — пагубное торжество. Но забыть о проблемах не значит разрешить их, иначе алкоголь и наркотики числились бы среди самых востребованных медикаментов.
Итак, Бриден получил передышку. Если не считать выборочной амнезии, с его памятью было все в порядке. Он не помнил лишь об Илзе Картер и о результатах своего дневного расследования. Забыл Бриден и о повторяющихся снах, но все остальное было на месте. Он по-прежнему чувствовал легкое недовольство, сосредоточившееся почему-то на Луисе, но и оно потеряло остроту. Колодцы сознания переполнились забвением, затопленные водами Леты, и в тот вечер Джозеф Бриден ощущал такое умиротворение, какого не помнил с самого детства.
Он прошел психотесты доступа без малейшей заминки и теперь сидел за шахматной доской напротив Каролины Коул, не обращая внимания на видеодатчики, направленные прямо на него. Не думал Бриден и о том монстре, что притаился, скованный, внизу, в самом сердце зиккурата. Не то чтобы он совсем позабыл о датчиках: в глубине души Бридена согревало осознание, что и его, стража, тоже сторожат. Подсознательно он ощущал поддержку этих невидимых мониторов. Здесь, под землей и под водой, в бездонном зиккурате, покоилась колыбель их безопасности, подлинный символ силы ВКМ — хранителя мира. Под ногами Бридена был спрятан укрощенный Змей Мидгард, краеугольный камень всего Комитета — ядерный реактор номер один.
Змей Мидгард. В ожидании хода Каролины Бриден мысленно и совершенно осознанно развил эту идею в концепцию, учитывая сложную, разветвленную структуру общественной организации, контролируемой ВКМ. Что же в конечном счете укротило гадину? Цепочка из невиданных звеньев, сделанных из птичьей слюны, — так, кажется? Тем не менее она получилась прочнее стали. Что ж, урановый реактор сталью не остановишь. И бор не поможет. Цепь и тут придется выковать из неосязаемых составляющих — из общественного самосознания, из стремления к миру, из доверия и передовых интенсивных технологий. Создав ее, предстоит по-прежнему придерживаться статус-кво — чтобы цепь не провисла или из нее не выскочило звено. А пока гадина укрощена, Змей Мидгард спит под землей, свернувшись в клубок…
— Шах, — объявила Каролина. — Предлагаю сдаться — наше дежурство заканчивается.
— Постой-ка, — задумался Бриден.
Он склонился над доской. Каролина встала, еще раз осмотрела панели инструментов, затем вернулась в кресло.
— Ребеночек спит, — обратилась она к Бридену. — Ты уже сделал ход? Да как же тебе удалось?
