— Вы, вероятно, также неприятно поражены оборотом дела, — сказал президент «Клуба непосед». — Почему ваш патрон не соглашается извиниться? Достаточно сказать несколько слов, чтобы ваши мастерские ожили.
Инженер выпрямился.
— Никогда! — ответил он хрипло.
— Почему? — спросил ласково г. Брассер-д’Аффер.
— Вы верите в забастовку машин? — вскрикнул Криптон. — Полно! Я не дурак и не неуч. Я — инженер, и я знаю, что такое машина. Извиняться перед нашими врагами? Перед мертвыми машинами? Лучше смерть!
Трепидекс и отец Гамины переглянулись.
— Дома ли сам г. Жавиль? — спросил молодой человек.
— Нет, господа, он на съезде картелей тяжелой индустрии. Забастовка угрожает и другим промышленникам. Что я говорю, угрожает. Работа уже остановилась на многих предприятиях. Это должно окончиться, но не ценой нашего унижения. Мы должны отыскать этого негодяя, уничтожить его или надеть ему намордник.
— Как! — спросил Трепидекс, — неужели вы думаете, что один человек может остановить…
— Людская изобретательность безгранична, — продолжал Криптон, — я глубоко убежден, что мы имеем дело с каким-нибудь изобретателем, который, благодаря случаю или научным исследованиям, а может быть, тому и другому вместе, получил неслыханную, страшную силу. Этот изобретатель в то же время и злодей; мне его жалко, но мы его победим, одни или с помощью правительства. Об этом-то и идет речь в заседании.
Г. Брассер-д’Аффер и Трепидекс ушли.
* * *
Члены совещания картелей тяжелой индустрии, обсудив положение, составили следующую резолюцию для опубликования в газетах:
«По окончании совещания, имевшего место на съезде картелей тяжелой индустрии, была отправлена делегация к Председателю Совета министров. Глава правительства принял их лично; делегаты изложили ему причины, делающие необходимым арест секретаря так называемого „Союза машин“. По мнению компетентных техников, забастовка машин есть не что иное, как остановка их на расстоянии неизвестным способом.
Глава правительства согласился с мнением делегации и отдал соответствующее распоряжение.
Чтобы помочь юстиции и ускорить дело, Картель тяжелой индустрии предлагает 100.000 франков липу, которое доставит сведения о местопребывании псевдосекретаря. Кошмар продолжается слишком долго».
Прочитав эти строки в «Осведомленном», г. Брассер-д'Аффер не мог удержаться от радостного восклицания, «100.000 франков получу я!» — подумал он, вспомнив о бумажнике с фотографией и визитными карточками преступника, найденном после посещения его «секретарем союза машин».
Не докончив обеда в ресторане, г. Брассер-д’Аффер поспешил домой. Но дома драгоценного документа нигде не оказалось. Как ни напрягал свою память Брассер-д’Аффер, он не мог вспомнить, куда его положил.
— Ведь я показывал портрет Гамине и мы смеялись вместе над ним, — пробормотал он. — Может быть, Гамина мне поможет.
«Детка, — написал он ей в тот же день, — я очень счастлив, что тебе так нравится твоя ферма. Я навещу тебя на днях и ты вернешься со мной в город, так как ты не забыла, надеюсь, что ты королева и должна блистать на празднике.
Между прочим, помоги мне выиграть 100.000 франков. Для этого тебе нужно только прислать мне бумажник с фотографией и визитной карточкой „секретаря Всеобщего союза машин“; если же у тебя его нет, то не знаешь ли ты, куда я его положил?
Твой старый папа горячо тебя целует.
Бр.-д’Аф».
Отец положил письмо в конверт, надписал адрес и отправил письмо на почту.
* * *
Возвращаясь домой, Брассер-д’Аффер увидел на противоположной стене дома афишу, которая гласила:
«ТЕМ ХУЖЕ ДЛЯ УПРЯМЫХ!
Мы принимаем вызов, сделанный нам Картелем тяжелой индустрии.
Сегодня, в 19 часов, начинается всеобщая забастовка. Обыватели, устраивайтесь сообразно сказанному.
МАШИНЫ.
Примечание: Чтобы позволить рабочим, живущим в предместьях, добраться домой, локомотивы прекратят движение в 22 часа».
Некоторые читатели не скрывали своего гнева.
— Почему полиция не схватила до сих пор расклейщиков афиш? — кричали они. — Нужно узнать, кто им платит и таким образом добраться до атамана этой шайки разбойников.
— Терпение, — подумал г. Брассер-д’Аффер, — преступник будет скоро разоблачен.
* * *
Полиция, однако, не была бездеятельной. Осмотрев хорошенько шрифт последней афиши, она произвела обыск в нескольких типографиях, но безрезультатно. В департамент полиции поступали письма тысячами; всех привлекала обещанная награда, все уверяли, что знают прекрасно секретаря Союза машин и давали подробное описание его наружности: высокий, маленького роста, блондин, брюнет; бритый, с большой седой бородой; он жил в городе (следовал адрес), он жил в 20 километрах от города… Он посещал такую-то пивную и принадлежал к такой-то партии и т. д., и т. д..
Полиция терялась в массе разноречивых указаний и ждала счастливого случая, который помог бы ей найти виновника. Часы текли, а счастливый случай не представлялся.
Г. Брассер-д’Аффер с нетерпением ждал ответа Гамины.
Гамина была счастлива: две ее курочки сидели на яйцах, а цветы в саду росли не по дням, а по часам. Правда, молодая девушка не жалела для них воды. С тех пор, как старый крестьянин расчистил дорожку, ведущую к пруду, Гамина по нескольку раз в день ходила туда с лейкой, радуясь каждому новому цветочку, каждому лепестку. К тому же, после ее недавнего приключения по другую сторону стены, в соседнем саду у нее был товарищ. Чудаковатый сосед, которого она по-прежнему называла «господином со стилографом», не зная его настоящего имени, часто гулял около пруда. Завидев ее, он приближался с приветствием и поклоном и они подолгу болтали. Хотя «господин со стилографом» и сказал, что он не поэт, но он так хорошо понимал красоту природы, описывал ее так увлекательно, что Гамина была очарована. Она пыталась узнать, кто же был этот человек, невзрачная наружность которого забывалась, когда он начинал говорить. Ни Мария, ни Полина ничего не знали о нем.
— Пятнадцать лет тому назад усадьба принадлежала старику Гильо, который умер. Потом какой-то горожанин купил ее за большие деньги, но, как говорят, он не был здесь и десяти раз. У него было два сына, лет 10–12. Может быть, один из них и шляется там в саду. Вы говорите, что он что-то пишет, значит, он бездельник. Он не похож на вас, барышня, боится запачкать свои ручки землей.
В смехе крестьянок слышалось презрение к молодому человеку. Гамина, при разговоре с ним, пыталась выспрашивать его, но успеха не имела.
