Рошфор долго смотрел на этот кусочек стали.
- В чем же дело?
Рабочий объяснил: ацетиленом отрезал он, чтобы принести этот кусок сюда - не тащить же в гостиницу всю уцелевшую часть троса. С другой стороны - место его обрыва.
- Значит, трос лопнул, - сказал Рошфор.
- Они все, наверно, лопнули, - подтвердил рабочий. - Все они, как этот, были до половины надрезаны.
- Разве вы все их видели?
- Нет, конечно. Я посмотрел три или четыре на выбор. Они были надрезаны. Значит...
- Да, это ясно! Но кто мог это сделать?
Рабочий помолчал.
- Знаете, - сказал он, - среди ваших рабочих был один человек, лицо его показалось мне очень знакомым. Я не обратил на это внимания. Теперь вспомнил. Я работал несколько лет назад на одной из электрических станций. Этот человек - оттуда, и он не рабочий.
Рошфор спросил:
- Вы думаете, это его рук дело?
- Безусловно!
Рошфор помолчал и сказал:
- Вы правы... Да, я думаю, что вы правы!
Рабочий стал прощаться. Рошфор задержал его, вынул чековую книжку и стал писать чек. Рабочий сказал:
- Нет, этого не надо, я не возьму.
- Почему? Вы оказали мне большую услугу, вы открыли мне глаза...
Рабочий упрямо повторил:
- Я не возьму. Вы не наживетесь на этих делах - скорее, прогорите со всем своим капиталом. Да, да, я не очень-то верю в успех, вас сожрут. Но я читал статью о вас. Вы думаете не о себе, а о счастье человечества.
Он крепко пожал руку Рошфора твердой ладонью и вышел. Удаляющийся стук его каблуков прозвучал в гулком коридоре.
17
Рабочий говорил об одной из старых статей. В последнее время о Рошфоре писали мало, газеты давно уже кормились новыми сенсациями. После первой катастрофы появилось несколько сообщений. Большая часть их была несочувственной. Газеты уже начинали говорить о Рошфоре как о маньяке, между тем как серьезные ученые в специальных журналах отзывались о нем с большим уважением. Но эти журналы не влияли на общественное мнение.
Учитывая недоброжелательность газет, Рошфор в последнее время старался как можно меньше привлекать внимание к своей работе. Это ему не удалось: сейчас же после второй катастрофы появились широковещательные сообщения о ней, притом сильно преувеличенные. Некоторые газеты отозвались так быстро (в вечерних выпусках того же дня), что можно было подумать они получили сообщения о катастрофе раньше, чем она произошла. Создавалось впечатление, что сообщения исходят из одного центра, заинтересованного в том, чтобы дискредитировать предприятие Рошфора.
На следующий день появилось несколько статей, в основном явно враждебных. Общее мнение было таково: с океанскими станциями кончено раз и навсегда.
Еще через день Рошфор получил воздушной почтой письмо от Жанны. Она писала:
"Мой милый! В эти тяжелые дни не забывай, что у тебя есть верные друзья на всю жизнь - я и наш маленький. Я верю в гениальность и плодотворность твоей идеи, но мир еще не созрел для нее. Ты будешь продолжать работу на благо человечества в других областях, и, может быть, еще при нашей жизни настанет день, когда можно будет вернуться к осуществлению этой замечательной идеи. Как нам обоим ни тяжело сейчас, я счастлива, что мы опять будем вместе, все втроем. Мы потеряли значительную часть нашего состояния, но я знаю, что твоя воля и энергия вернут все, а мне (и, конечно, тебе) хочется, чтобы наш маленький не терпел недостатка ни в чем до тех пор, пока он не будет сам за себя отвечать.
Итак, все будет очень хорошо.
Я жду тебя скоро".
Рошфор ответил в тот же день:
"Моя Жанна! Я ни на минуту не сомневался в твоей стойкости - даже тогда, когда мне казалось, что мы не вполне понимаем друг друга. Ты хорошо думаешь обо мне. Я хочу, чтобы ты думала еще лучше. Нет, я не собираюсь сдаваться. Я истрачу все состояние, но предприму новую, грандиозную попытку в совершенно иных условиях, и, я твердо уверен, она увенчается успехом. Нашему сыну ни в чем не придется нуждаться, потому что очень скоро мое предприятие даст плоды и сторицей вернет затраченный капитал. Жанна, мой маленький оруженосец, поддержи меня своей любовью и преданностью. Я доведу борьбу до конца и во что бы то ни стало добьюсь победы! Крепко целую тебя и сына, до скорой встречи!"
18
На этот же вечер Рошфор созвал новое совещание своих сотрудников. На нем присутствовал и Карл, выехавший из Женевы тотчас по получении известия о катастрофе. Рошфор не вызывал его, но был глубоко тронут его приездом.
Рошфор показал подпиленный трос и сообщил о разговоре с рабочим. Возмущению, негодованию не было конца. Экспансивный Карре предложил привлечь негодяев к ответственности.
- Нет, - сказал Рошфор. Он встал, вытянулся во весь свой невысокий рост. Его темно-карие, орехового оттенка глаза сверкали под очками. Нет! - повторил он. - Я не хочу зря тратить энергию, она понадобится мне для других дел. Да и бесполезно: уличить виновных трудно, а судить - и того труднее. Они за деньги найдут покровителей в суде, как нашли за деньги исполнителей. Как-нибудь на свободе я разделаюсь с ними. Теперь мне надо раньше всего довести до конца начатое дело.
На него смотрели с изумлением: нет, он отнюдь не чувствует себя побежденным!
Рошфор продолжал:
- Я мобилизую все средства, которые у меня остались, ведь на капиталистов теперь еще меньше можно рассчитывать, чем раньше. Я перенесу строительство океанской станции очень далеко отсюда. Здесь для этого климат неподходящий (он усмехнулся, ослепительно блеснув зубами). В Южное полушарие. Я ведь думал о возможности неудачи, изучал вопрос и нашел в литературе данные: есть место, где вполне подходит и температура воды, и глубина, и экономические условия. Я берусь сейчас же за подготовку предприятия, с тем чтобы осуществить его как можно скорее. Спасибо за все, друзья, а кто хочет со мною - милости прошу!
Велико было обаяние этого человека, целеустремленного, полного воли и несломленной энергии. Местный инженер предложил свои услуги. Они были приняты с благодарностью. Карре был удручен: он охотно отправился бы с Рошфором, но не имел возможности оставить свой завод. Он дружески простился с Рошфором.
Грейфер сказал:
- Я с вами до конца, учитель!
19
А наутро Рошфору принесли письмо из Женевы. Но почерк был незнакомый - не твердый, высокий, узкий почерк Жанны, а крупный, широкий, угловатый, полудетский.
От кого бы это?
Он взглянул на подпись: "Ирэн". Встревожился: почему Ирэн ему пишет? Что-нибудь случилось с Жанной?
Ирэн писала:
"Дорогой Эмиль!
Пишу по просьбе Жанны. Она не нашла в себе сил написать Вам то, что считает нужным, и поручила сделать это мне. Мне очень тяжело, но исполняю ее просьбу.
