Прислонившись к стене и продрогнув до костей, Марти несколько минут наблюдал за конвульсиями стонущих участников оргии. В полумраке склепа его взгляд натолкнулся на голову одной из жертв, и его залила волна стыда и отвращения. Он выпрямился и машинально направился к деремату.
По бортовому пульту пробегали беглые огоньки. Марти привел к черной машине непонятный импульс. Интуиция подсказывала ему, что машина появилась в склепе неслучайно, что она имела какое-то отношение к его судьбе. Он пожал плечами: хотя молодой человек и был членом революционного движения Машамы, он никогда не думал выбираться из теплого кокона Сиракузы.
— Хорошая штучка, не так ли?
Прерывистый голос Эммара вырвал его из задумчивости. Как чаще всего и случалось, техника исключили из коллективного совокупления. Настенные лампы бросали отблески на его болезненно белую кожу. Кровь и пот стекали по свисающей коже груди.
Марти рассеянно кивнул.
И вдруг от стен склепа отразились шум шагов и голосов. Кервалор обернулся и увидел капюшон красного бурнуса, белые неподвижные маски наемников-притивов и черные шлемы полицейских, застывших у подъемно-спусковой шахты. Он напряг мышцы тела, чтобы не выплеснуть содержимое мочевого пузыря. Бравые воины Машамы вопили от ужаса. На предплечьях наемников блестели направляющие дискометов. Они схватили Ифит де Вангув и ее ночного партнера за волосы, силой подняли с пола и прижали к стене.
— Нас кто-то предал! — простонал окаменевший от ужаса Марти. — Мы пропали!
— Быть может, нет! Деремат... — прошептал Эммар. Боковой люк машины сам отъехал в сторону, словно кто-то управлял им на расстоянии. На самом деле Эммар нажал крохотную кнопку, спрятанную в оправе перстня.
— Сначала ты! — пробормотал он. — Залезай ногами вперед, ложись и включай рычаг переноса... зеленую ручку...
Марти поспешно залез в деремат. Он действовал в отрешенном состоянии, ему казалось, что он ложится в гроб, став третьей искупительной жертвой второй ночи. Металлические выступы оцарапали ему ноги. Он опустил затылок на воздушную подушку. Эммар быстрым, точным жестом закрыл и замкнул люк. На лунообразном лице техника играла сардоническая улыбка. Что за игры, Эммар? Это ты их предупредил? Ты был единственным, кто мог распахнуть металлические створки. Почему? Почему?!
Сквозь стекающие по ресницам слезы Марти успел разглядеть своих товарищей, выстроенных вдоль стены склепа, которые дрожали от страха. Голые, бледные, покрытые кровью невинных жертв, они стояли под прицелом оружия притивов. Он различил и размытое красно-фиолетовое пятно... Кардинал-крейцианин... Фанатик, который не откажет себе в удовольствии отправить славных компаньонов Машамы под суд церковников и добиться их осуждения на пытку огненным крестом... В свое оправдание они могли привести лишь один героический поступок: убийство бедных девушек, купленных у гнусных торговцев человеческой плотью.
С болью в душе Марти нажал на зеленый рычаг. Раскаленное добела лезвие пронзило его мозг, и тело, разделившись на атомы, унеслось в пространство и время.
Это был его первый клеточный перенос.
Обольщать — судьба человека, Любить — обязанность карантинца.
Карантинская пословица (Карантин — длительный период наблюдения анжорцев за переселенцами из зараженной зоны. Отсюда, вероятно, происходит слово «карантинец», а вовсе не от сорока первых дней после ядерной катастрофы на Ут-Гене, как утверждают некоторые коллеги. Заметки Анатула Хиджиака, неоропского историка и эрудита.)
Слишком долго сдерживаемые слезы заливали герметичные очки маски Жека. Он на ощупь двигался по узкому проходу с прогнившими поручнями, который освещали умирающие светошары. Впереди и позади него тянулись серые неясные фигуры, образуя длинный кортеж, начало и конец которого терялись во тьме. Изредка в могильной тишине подземелий Ут-Гена слышались вопли отчаяния и приглушенные стоны.
Газовая атака и заливка Северного Террариума бетоном начались так внезапно, что немногим карантинцам удалось добраться до эвакуационной галереи. Несколько сотен из миллионов жителей гетто... Агентов, которым удалось пробраться в ближайшее окружение кардинала Фрасиста Богха, обвели вокруг пальца. Предатели перерезали магнитные цепи сирен тревоги, и предупредить удалось только семьи нижних уровней.
Старый Атрак властно надел свою собственную кислородную маску на лицо Жека и из последних сил тащил его к округлому входу в галерею, проделанному в одной из стен плюмшеневой пещеры. Выбравшись в галерею, старый карантинец, бледный и с трудом дышащий, остановился и долго всматривался в своего маленького протеже, а потом прошептал:
— Не забудь. Город Глатен-Бат... Корабль видука Папиронды... Скопление Неороп... Франзия... Мать-Земля... Живи, Жек, и стань воителем безмолвия... Мне уже слишком поздно... Иди быстрее. Крейциане заливают Террариум бетоном...
Перепуганный, окаменевший Жек видел, как смертельная бледность заливает некрасивое лицо Артака, корчившегося на полу от боли. Конвульсии его длинных конечностей становились все более редкими, и маленький анжорец понял, что старый друг одарил его жизнью. Потрясенному Жеку было не до слез. Его подхватил поток перепуганных карантинцев, мужчин, Женщин, детей, которые неслись по узкой эвакуационной галерее. Те, у кого не было маски, задыхались и падали, словно срезанные невидимым серпом. Упавшие образовывали холмики агонизирующих людей, через которые поспешно перебирались живые. Первые потоки жидкого бетона, черной, вонючей, вязкой жидкости, уже лизали пол подземелья, останавливая самых медленных беглецов, стариков и детей, которых матери безуспешно пытались вырвать из объятий хищного спрута. Но бетон, который обычно использовали, чтобы затыкать жерла извергающихся вулканов и провалы, вызванные землетрясениями, затвердевал в считанные секунды и никогда не выпускал свою жертву. Матери предпочитали умереть рядом с детьми, срывали с себя маски и бросали их убегавшим. Царила невероятная сумятица, и мужчины сражались за эти драгоценные аппараты, имевшие автономный запас кислорода на три универсальных часа. Отчаянные крики и призывы на помощь эхом отражались от скалистых стен пещеры.
Работая локтями, ловко пробираясь между бегущими, Жек взобрался на холм из трупов. Он обернулся и бросил последний взгляд в сторону бездыханного тела Артака, лежащего среди стеблей плюмшеня, плантацию которого уже заливали безжалостные языки бетона. Челюсти мальчика болели из-за того, что он с силой сжимал загубник слишком большой для него маски. Его толкнул в спину перепуганный мужчина, и Жек скатился по склону горки из мертвецов.
