Разумеется, после всего увиденного, он не мог сказать Джоан Триест о своих планах. Возможно, стоило бы даже порвать с ней всякие отношения.
Впутываться в убийство, поддерживая одновременно знакомство со служащей полиции, было смертельным риском. А может, он хотел, чтобы его поймали? Может, так проявлялось его стремление к самоубийству?
— Полскина за твои мысли, — сказала Джоан.
— Что?
— Я не Лорд Раннинг Клэм и не могу читать твои мысли, но ты выглядишь таким серьезным. Наверное, тебя мучают проблемы семьи. Я бы хотела тебя развеселить. — Джоан задумалась. — Когда приедем, зайдем ко мне… — Тут она покраснела, очевидно, вспомнив слова студняка. — На капельку спиртного, — решительно добавила она.
— Охотно, — ответил он, тоже вспомнив предсказание Лорда.
— Слушай, — сказала Джоан. — То, что эти любопытные ганимедийцы суют свои носы… или что там у них вместо носов, в наши дела, не значит… — Она раздраженно умолкла, глаза ее сверкали. — К черту! Знаешь, потенциально он может быть очень опасен. Ганимедийцы такие самолюбивые… Помнишь, при каких обстоятельствах они вступили в альфанско-терранскую войну? А ведь все они такие же, как он. Держат за хвосты миллион сорок и выискивают все новые возможности. — Девушка нахмурилась. — Может, тебе стоит выехать из этого дома, Чак. Удрать от него.
«Слишком поздно», — трезво оценил он.
Они доехали до дома Джоан. Это было приятное современное здание очень простой конструкции и в основном подземное, как все новые строения.
— Я живу на шестнадцатом этаже, — сказала Джоан, когда они ехали в лифте. — Это похоже на жизнь в шахте. Особенно плохо, если страдаешь от клаустрофобии.
Минутой позже, уже перед дверью квартиры, найдя ключ и вложив его в замок, она философски добавила:
— Но в случае новой атаки альфанцев это самое безопасное место. Между нами и водородной бомбой пятнадцать этажей.
Она открыла дверь. Вспыхнул яркий свет и тут же погас.
Проморгавшись, Чак заметил в центре комнаты мужчину с камерой, которого сразу же узнал. Узнал и возненавидел.
— Привет, Чак, — сказал Боб Альфсон.
— Кто это?! — крикнула Джоан. — И почему он нас снимает?
— Спокойно, мисс Триест, — ответил Альфсон. Я адвокат жены вашего любовника. Нам нужны доказательства для судебного разбирательства, которое, кстати, — он значительно посмотрел на Чака, — назначено на следующий понедельник, в десять утра, в зале судьи Бриззолара. Мы изменили время; твоя жена хочет, чтобы все кончилось поскорее.
— Убирайся, — сказал Чак.
— С удовольствием, — ответил Альфсон, направляясь к двери. — Пленка, которой я пользуюсь… Ты наверняка встречался с такой в ЦРУ. Она дорога, но очень эффективна. Это пленка «Эгфом», — объяснил он Чаку и Джоан, — На ней будет не то, что происходило здесь до сих пор, а то, что вы будете делать в течение ближайшего получаса. Думаю, это заинтересует судью Бриззолара.
— Не надейся, что здесь произойдет что-то компрометирующее меня, — сказал Чак, — И ухожу отсюда.
Он вышел в коридор — следовало покинуть это место как можно быстрее.
— Думаю, ты ошибаешься, — сказал Альфсон. — Полагаю, на этой пленке все же окажется кое-что интересное. Во всяком случае, какая тебе разница? Это просто технический трюк, благодаря которому Мэри добьется выгодного вердикта. Должно пройти официальное представление доказательств, и я не откажу себе в удовольствии взглянуть тогда на твою мину.
Чак сконфуженно повернулся.
— Это вмешательство в личную жизнь…
— Ты же сам знаешь: в последние пятьдесят лет ни у кого не было никакой личной жизни, — фыркнул Альфсон. — Ты работаешь на разведку, так что не смеши меня, Риттерсдорф. — Он вышел в коридор, миновал Чака и не торопясь пошел к лифту. — Если захочешь копию фильма…
— Нет, — оборвал его Чак. Он смотрел в спину адвокату, пока тот не скрылся из виду.
— Может, ты войдешь? В конце концов, это все равно уже снято. — Девушка придержала дверь квартиры, и Чак, поколебавшись, вошел. — То, что он делает, разумеется, противозаконно, но мне кажется, суды принимают такие доказательства. — Она пошла на кухню и тут же оттуда донесся звон бокалов. — Хочешь «Меркуриан Слампс»? У меня есть целая бутылка…
— Мне все равно, — откликнулся Чак. Джоан принесла бокал, и он задумчиво принял его.
«Я еще отыграюсь за это, — подумал он. — Теперь все решено. На карте стоит моя жизнь».
— Ты выглядишь ужасно, — сказала Джоан. — Тебя очень расстроил этот тип с кинокамерой, да? Подсматривание за чужой жизнью… Сначала Лорд Раннинг Клэм, а теперь…
— Все-таки еще можно сделать кое-что тайно, — ответил Чак. — Так, чтобы никто этого не знал.
— Например?
Он промолчал, потягивая напиток.
С высоких полок спрыгнули на землю коты: трое старых рыжих котяр, пятнистый кот без хвоста, несколько полусиамских с пушистыми узкими мордочками, молодой, черный кот и беременная кошка. Все они, вместе с небольшим песиком собрались у ног Игнаца Ледебура, мешая ему выйти из дома.
Перед ним лежали останки крысы. Терьер поймал ее, а коты обгрызли. Игнац слышал, как они мяукали утром, и пожалел крысу, которая, вероятно, рылась в мусоре, накопившемся у дверей дома. В конце концов, она имела такое же право на жизнь, как и люди. Разумеется, пес этого знать не мог, инстинкт убийства охватил все его существо. Нельзя было говорить о какой-то моральной ответственности, поскольку здешние крысы пугали его. В отличие от соплеменников с Терры эти были достаточно смышлеными и ловкими, чтобы создавать примитивное оружие.
Перед Игнацем стояли ржавые останки трактора, брошенного здесь с намерением когда-нибудь отремонтировать. С тех пор им всласть наигрались пятнадцать — а может, шестнадцать? — детей Игнаца., включая и выключая остатки его цепей.
Игнац не мог найти пустую пластиковую упаковку от молока — она нужна была, чтобы разжечь огонь, — и решил вместо этого разломать доску. Он принялся рыться в груде мусора в поисках подходящей.
Утренний воздух был холодным, у Игнаца зуб на зуб не попадал, и он пожалел, что потерял свою шерстяную куртку. Во время одной из дальних прогулок он лег отдохнуть, положив куртку под голову вместо подушки… А когда проснулся, просто забыл о ней. Так она и пропала. Разумеется, он не помнил, где это было, хотя ему казалось, что где-то в окрестностях Адольфвилля, в десяти днях пути от дома.
Женщина из соседней хижины бывшая его женой до тех пор, пока ему не надоели двое детей, которых он с нею прижил, вышла за порог и принялась костерить большую белую козу, скакавшую в огороде. Животное не обращало на нее внимания. Женщина подошла к козе, но та взбрыкнула, лягнула ее задними ногами и отскочила. Изо рта у нее торчала свекольная ботва. Перепуганные утки закрякали и в панике разбежались.
