Сергей Житомирский - Один шанс из тысячи. Зеленый свет

Тем временем платформа наехала на шахту, и башнеподобная ракета, поддерживаемая могучими стойками, стала поворачиваться, поднимая к небу острый нос. К днищу ракеты был прикреплен широкий диск — поршень, который как раз пришелся по отверстию шахты. Ракета встала вертикально и немного опустилась вниз, введя поршень в трубу.

— Они заряжают ее с дула, как при Петре Первом! — воскликнул мой спутник.

Механик платформы махнул диспетчеру рукой из своей кабинки. Тот снова достал микрофон.

— Уравновесить ракету давлением в шахте! — разнеслось по космодрому.

— Огромное, должно быть, нужно давление, чтобы удержать такую махину, — заметил я.

— Как вам сказать, — ответил диспетчер, — для этого достаточно всего двух атмосфер. При нашем диаметре поршня они держат триста тонн.

«Корабль уравновешен!» — оповестило радио.

— Начать спуск! — распорядился диспетчер.

Ракета стала медленно погружаться в шахту. Когда она ушла туда до половины, платформа дала задний ход, опуская стойки. Вот видна уже только верхняя часть ракеты, вот остался только ее сверкающий конец. Лепестки люка поднялись над жерлом ствола и сомкнулись высоким граненым шатром.

— Ну, идемте, — наконец-то сказал диспетчер, направляясь к тяжелой стальной двери здания. — Сейчас корабль опускается, выдавливая из шахты воздух, — объяснял он на ходу, — а над ним остается разреженное пространство. Это уменьшит сопротивление в стволе при запуске. Между прочим, если корабль весил бы в два раза меньше, он бы вниз не пошел — давление атмосферы не пустило бы его.

Мы вошли в небольшую комнату с иллюминатором, выходившим на бетонную площадку. В комнате перед пультом сидел юный оператор, с деланным безразличием глядевший на приборы. Меня все больше волновал вопрос, когда и как нас будут сажать в ракету.

— Корабль опущен и захвачен защелками, — сообщил оператор.

— Отлично, — ответил диспетчер, глянув на часы, — включай пусковой автомат.

Открыв рот от изумления, я смотрел, как на табло одна за другой загорались фразы:

«Давление под поршнем и в камере выравнено».

«Нижняя крышка открыта».

«Защелки готовы».

«Старт!»

Земля дрогнула. Раздался нарастающий гул, распахнулся шатер верхней крышки, и на короткий миг в лучах солнца мелькнуло длинное тело ракеты. С ревом, оглушительным даже за бетонными стенами, шахта выдохнула ей вслед белый столб тумана и снега.

— Воздух охладился при расширении, — объяснил диспетчер.

Чувствуя, как на лбу у меня выступает холодный пот, я протянул ему билет. Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего.

— От нас лететь? Да у нас же ускорение двадцать «же»! Мы же грузовой порт! Пассажирские корабли стартуют со Внукова. Вы что, не знаете?

— Со Внукова?

— Ну да. Ведь это крылатые ракеты, стартующие и садящиеся, как самолеты, и базируются они во Внуковском аэропорту.

— А вы? Вы-то мне что же ничего не сказали? — в отчаянии повернулся я к попутчику.

— Позвольте, — процедил он, — я — корреспондент, пишу репортаж о космодроме. Я полагал, что вы представитель другой газеты…

Я вышел из стальной двери. Пыль постепенно оседала, от ракеты осталась только белая полоса тумана в небе, да еще там светился алый купол парашюта — это закинутый на многокилометровую высоту возвращался на землю поршень.

— Значит так, поедем до Кольцевой, потом по кольцу до Курской, а оттуда уже до Щелковской…

— На старом метро с двумя пересадками? С ума сошел! Это же целый час ехать. Сколько лет ты не был в Москве?

— Три года.

— Оно и видно. Едем по «Цветку». От Черемушек до Щелкова шесть минут езды.

— Брось! Не может поезд делать больше трехсот километров в час.

— Может. И притом он едет без единой остановки, хотя имеет станции через каждые три километра.

— То есть?

— Посадка и выход на ходу. Ну пошли. Сейчас сам все увидишь.

Мы спустились на станцию «Цветка». Метро как метро. Перрон, рельсы, пассажиры. Вот из тоннеля дохнуло ветром, оттуда с воем вынесся состав. Меня поразило отсутствие фар и окон на выпуклом обтекателе головного вагона. Состав остановился у платформы. Зашипев, распахнулись бесчисленные двери. Казалось, стенки вагонов состоят из одних дверей.

Пропустив выходящих пассажиров, мы зашли в вагон, перегороженный рядами перил. Здесь не было кресел. Отгороженные перилами рифленые дорожки пола вели поперек вагона к дверям, расположенным прямо напротив входных

«Внимание! Перрон отправляется через пять секунд. Посадка прекращена», — сообщило радио.

Я недоуменно взглянул на друга.

— Эти поезда называют подвижными перронами, — объяснил он.

Состав тронулся. Почему-то он сразу пошел вверх, сперва с небольшим уклоном, потом все круче и круче. Я ухватился за перила, потому что дорожка, на которой мы стояли, качнулась и вместе с перилами установилась горизонтально, в то время как вагон продолжал штурмовать какую-то гору. Пол вагона превратился в своеобразную лестницу, на ступеньках которой стояли пассажиры.

Но вот гора кончилась. Вагон стал выравниваться, и тут за стеклами дверей появился поезд «Цветка». Он шел с бешеной скоростью, но наш перрон догонял его.

Разница скоростей становилась все меньше, наконец поезда как бы остановились рядом, дверь в дверь.

Распахнулись двери там и тут, причем створки наших дверей вошли в чужой вагон и стали ширмами, защищающими пассажиров от ветра, рожденного скоростью. Странно было на ходу ступить в поезд, летящий со скоростью 360 километров в час.

Мы пропустили выходящих, вошли сами. За нами захлопнулись двери, перрон стал отставать и исчез.

В вагоне «Цветка» из дверей состояла только правая стена. Вдоль левой располагались удобные кресла. Движение поезда было неощутимо плавным.

«Проспект Вернадского», объявило радио.

Я и не заметил, когда к нашему поезду успел подойти новый перрон. Они подходили почти непрерывно, один за другим.

Через три минуты мы уже миновали Университет, Лужники, Парк культуры, Арбат, площадь Пушкина и понеслись к Курскому вокзалу.

— Обрати внимание на схему этой дороги, — сказал друг, подводя меня к табло на котором то и дело вспыхивали названия проносящихся мимо станций. — Линия представляет собой пятилепестковый цветок, нарисованный одним росчерком. Поезд не останавливаясь, обходит весь город. На любую станцию можно попасть без единой пересадки. В нашем случае мы проезжаем одну пятую часть дороги, это займет шесть минут. На половину «Цветка» уходит всего пятнадцать минут.