Но вот чудесное видение пропало. В зале снова вспыхнул свет. Лектор стоял у кафедры, воздев руки. Присутствующие тоже подняли руки ладонями вверх. И прозвучало негромкое проникновенное песнопение:
О ты, дух познания,
единство в многообразии,
в котором ты находишь выражение,
мы приветствуем каждое из твоих воплощений.
Будь славен ты, великий Ньютон!
И собравшиеся повторяли рефрен:
Будь славен ты, великий Ньютон!
Будь славен ты, великий Лейбниц!
Будь славен ты, великий Гейзенберг!
Славились сотни имен. Но вот конец:
Будь славен ты, великий Руссмоллер!
Да светит вечно твое пламя!
— Да светит вечно твое пламя! — повторил хор.
Лектор сошел с возвышения, но все оставались на своих местах. Послышался ропот, он усиливался, в нем появились требовательные нотки. Джеймс смог разобрать отдельные слова:
— Мы хотим видеть Руссмоллера!
Некоторые столпились у стальной двери в правом углу зала и, по-видимому, собирались открыть ее.
Лектор остановил их взмахом руки:
— Не сегодня: он погружен в размышления. Автоматика никаких помех этому процессу не допустит. Не исключено, он будет готов к визиту через неделю. Так возрадуемся же этому! А теперь расходитесь по домам! Исполнитесь стремления вновь пережить то чудо, которое вам дано было наблюдать сегодня, и вы увидите, что осознание снизойдет на вас подобно озарению!
Этим он, похоже, успокоил собравшихся. Тихо перешептываясь, они покинули зал.
— Чего они хотели? — спросил Джеймс, когда они с Резерфордом выходили из своего ряда.
— Видеть Руссмоллера, нашего пророка.
Джеймс недоверчиво поглядел на него:
— Здесь покоится его прах?
В глазах Резерфорда заплясали огоньки.
— Прах! — Он негромко рассмеялся. — Руссмоллер жив. Да, он пребывает здесь, у нас. Это чудо!
— Но ведь ему должно быть много больше ста лет!
— Ровно сто пятьдесят шесть. Это верно. До такого возраста прежде не доживал никто.
— Да, но как…
— Руссмоллер — просвещенный! Ему известны не только формулы физики и химии, но и биологии и кибернетики. Он присягнул им, и они поныне живы в нем. Это может звучать странно, но вместе с тем не выходит за рамки логики: в нем продолжают жить все тайны естественных наук. И они переживут все стадии и периоды тьмы, пока вновь не воссияет свет познания! Мы — его ученики, и цель всех устремлений — духовно приблизиться к нему, чтобы вновь народилось знание.
У Джеймса сильно забилось сердце.
— Могу я увидеть Руссмоллера?
— Наберись терпения на неделю. Нам не позволено тревожить его!
— Но это важно!
— На следующей неделе! — отрезал Резерфорд. — У тебя много времени, прекрасного времени; ты напьешься из источника познания. А теперь пойдем, я представлю тебя Максвеллу.
Максвелл — так, оказывается, звали лектора — пожал Джеймсу руку. Выйдя из актового зала, они оказались в передней комнате. Остальные уже разошлись. Максвелл снял очки, провел ладонью по глазам. Потом достал из маленького футлярчика две контактные линзы и вставил их под веки. А затем сорвал с головы парик из мягких, спутавшихся волос — он был совершенно лыс, если не считать двух прядок на темени.
— Устал, — вздохнул он. — Необходима постоянная собранность. И проникновение в немыслимые тайны. Но когда добиваешься понимания, это со всем примиряет. Наш мир — одна видимость, сын мой, переплетение знаков и цифр. Пожелаю тебе, чтобы ты проник в него достаточно глубоко — для осознания всей глубины действительности.
Мрачная обстановка, странное поведение людей, их молитвы и заклинания смущали Джеймса, он не улавливал кроющихся за этим связей, не мог объяснить себе, как эти люди способны перейти к активным действиям. И все же они действовали: он сам видел мерцающее радужное облако, а ведь это — вмешательство в недостижимые и непостижимые явления. Что по сравнению с этим его проводки и винтики?
Однако он ни на миг не забывал о своем задании. Ему следовало узнать, кто оказывает воздействие на автоматическое производство, кто усовершенствует технику. Не у них ли, этих мистиков, он найдет решение задачи? А если решит ее — выдаст ли он их полиции? Он колебался, боролся с собой. И, наконец, сказал себе: нет, не выдаст. Неважно, что сделают с ним самим. Если он здесь присутствует при зарождении нового духовного развития общества, он не смеет стать причиной его гибели. Но здесь ли оно зарождается?
— Позвольте задать вам вопрос?
Он преградил путь Максвеллу, и тот вынужден был остановиться.
— Если это не задержит меня… буду рад…
— Является ли вашей целью поставить знания на службу человечеству? Иными словами, намерены ли вы усовершенствовать технологию, вмешаться в процесс производства, повысить практическую ценность товаров? Вы уже предприняли подобные попытки?
Он прочел презрение в глазах Максвелла.
— Технология? Производственный процесс? Любезнейший, мы не ремесленники. Мы занимаемся чистой наукой. Нас волнуют духовные ценности!
— Но профессор Руссмоллер… — возразил Джеймс. — Профессор Руссмоллер сделал много практических открытий: изобрел батарею холода, рентгенную линзу, да мало ли еще… Он…
Максвелл перебил его:
— Согласен. Руссмоллер действительно их изобрел. А дальше что? Безумный технический прогресс, господство незнаек-инженеров, которые совратили мир! Нет, мы не повторим этой ошибки — мы останемся в кругу интеллектуальных проблем. И лишь когда достигнем высочайших высот, с помощью одного познания сумеем изменить мир и самих себя.
Он мягко отстранил Джеймса и направился к выходу.
— Повремени минуту и следуй за мной, чтобы не слишком много людей одновременно выходило из церкви — незачем привлекать внимание. Резерфорд, ты, как всегда, выйдешь последним!
Джеймс был глубоко разочарован, и когда немного погодя Резерфорд сделал ему знак уходить, он повиновался беспрекословно. Поднялся по лестнице-трапу, вошел в неф. В церкви никого нет, все молящиеся ушли. Он уже хотел было выйти, но вдруг передумал… Открыл входные ворота и снова закрыл их. Затем скользнул в боковой неф, заставленный скамьями и креслами, и присел за скамьей в последнем ряду, выжидая. Некоторое время спустя стукнула опускная дверь и появился человек, называвший себя Резерфордом. Джеймс слышал, как он прошелся по церкви. Потом погасли немногие горевшие еще светильники. Только язычки свечей отбрасывали тоскливые тени. От входных дверей донесся глухой шумок, щелкнул электрический замок…
