— И мы должны с ней сражаться, — сказала она. — Ее нужно уничтожить. И как можно быстрее, чтобы никто не заподозрил. Если об этом когда-нибудь узнают обычные люди, то это вызовет волну ненависти к Болди, которая может смести Нас. Если это произойдет, люди не станут разбираться, кто антиобщественен, а кто нет. Они скажут: «Мы нянчились с этой гадюкой, а она показывает клыки. Убивайте их всех.»
За окном проскакал человек на лошади, вызвав назойливый стук в мозгу Бартона.
— Сколько их?
— Я говорила тебе, что это только начало. Их всего несколько. Но это может распространиться. Я думаю, в начале они будут учить новичков специальной обманной телепатии. Именно поэтому я думаю, что здесь потребуется физическая стимуляция. Могут быть найдены приспособления. И потребуется мобильность; эти люди никогда не должны знать, что общаются друг с другом. Трудно спрятать объемистое приспособление.
— Ты могла бы замаскировать его, — сказал Бартон. — Или же оно должно быть очень маленьким.
— Может быть, — сказала она. — Но ведь Мелисса Карр — маленькая девочка. Она перехватывала их сообщения без всякого разбора. Она, должно быть, явилась каким-то вариантом мутации.
— Мелисса Карр? — эхом отозвался Бартон. — Какое это имеет отношение к делу?
— О, я не говорила тебе. Я с ней знакома. Я время от время встречаюсь с ней на этой неделе, но только вчера она случайно проговорилась о том, что узнала по особому мысленному каналу.
— А она не одна из них?
— Уверена, что нет. Это очень странно. Даже то, как она впервые обратилась ко мне…
Сью тогда одевалась для вечеринки, когда почувствовала пробное прикосновение к своему сознанию.
— Это чем-то напоминало сказку о Золушке. Я могла чувствовать, что ей нравится надетая на меня одежда, модель из Мозамбика, и моя карельская сумка. Она мысленно следовала за мной весь вечер.
И после этого была установлена эта связь. Но она существовала задолго до того, как Мелисса рассказала о телепатических сигналах, которые она услышала совершенно случайно.
— Она уловила значение этих сигналов, но не казалась сильно обеспокоенной опасностью. Я имею в виду, что ей и в голову не пришло, что надо делать. В Мелиссе есть какая-то тайна: одно время мне даже казалось, что она могла бы быть членом той группы, которого прогнали оттуда. Иногда она вообще не хочет отзываться на мои сигналы. Но сейчас она рассказала мне об этом… Фэйксе… и я думаю, что убедила ее в существовании опасности. Сэм Фэйкс. Он один из параноиков, и, судя по тому, что я узнала, он пытается саботировать какие-то эксперименты в Галилео.
— Почему?
— Вот этого я не знаю. Очевидно параноики настолько знакомы с общим планом, что им даже не нужно думать об этом. Их мысли заняты сиюминутными действиями. И всегда на такой длине волны, которую мы не можем перехватить. Только Мелисса, насколько я знаю, может принимать их, и, видимо, она родилась такой чувствительной.
— Такое бывает, — согласился Бартон. — У мутантов много отличий, гораздо больше чем у обычных людей. Что касается этого долгосрочного плана, ты знаешь параноиков. Они считают, что Болди созданы править миром. Они смотрят на обычных людей, как на низшую расу. И если они пытаются саботировать эксперименты, то это существенно. Хотел бы я знать, какими же экспериментами занимаются в Галилео?
— Я не знаю, — сказала Сью. — Мелисса очень слабо разбирается в технике.
— Я могу это узнать через Дэнхема. Он живет в Галилео.
— Именно там я его встретила. Но может быть, тебе удастся вытянуть из Мелиссы больше, чем удалось мне. Не слишком умно, — она запнулась, подыскивая нужное слово вместо непередаваемых мысленных образов, «телепатировать» ее слишком сильно, но без этого не обойтись. Если почувствуешь какое-нибудь прощупывание, сразу же исчезай.
— А такое уже было.
— Нет. Пока нет. Но мы должны оставаться в тени.
Сью не спрашивала Бартона, поможет ли он; она знала, что он поможет. Защита своей расы жила в каждом Болди, хотя у параноиков это чувство было извращено и искажено. Сейчас мысль Сью ширилась, искала, вопрошала, подыскивая замок, к которому подходил ее ключ. И почти мгновенно пришел ответ. Словно одна рука соединила две других — так Сью мысленно представила Мелиссу Карр Бартону. Он ощутил неловкость, скромность и почти неуклюжесть, и потом они… сомкнулись. Он передал ей дружелюбие и теплую поддержку, мгновенно почувствовав ее женственность, достигшую почти сексуальной привлекательности. Наполовину ясно, наполовину туманно он ощутил, что Мелисса Карр думала о самой себе: неуловимое самосознание живого эго, различного у каждой индивидуальности, и мягкость вьющихся волос… волос? Парик… и мягкость губ под нежно касающимся их пальцем. И скромное отдаление, скрывавшее в своей тени запах, и потом еще что-то вроде реверанса, чисто мысленного, с чудесным старомодным привкусом. Теперь он был уверен, что никогда не перепутает сознание Мелиссы Карр с каким-либо другим Болди.
«Это Дэйв Бартон, Мелисса.»
(Признание и тень удовольствия.)
(Вопрос: довериться? Такая опасность…)
(Полное доверие, да) — уверенное подтверждение.
(Много — (разных) — новых сообщений настойчиво поступающих)
(Тень угрозы Сэма Фэйкса)
(Срочность)
(Растущее взрывчатое напряжение в Галилео)
(Не могу говорить — другой символ для речи — долго)
(Возможная личная опасность)
И все эти оттенки смысла в одном целом, трех разумах, слившимся в водовороте красок вокруг ослепительно-белого пятна откровения и истины. Здесь не было барьеров, неизбежных при устной беседе. Подобно свету, мысли переплетались и сливались в вопрос, ответ и утверждение, и несмотря на сосредоточенность каждый из троих имел время для более личных оттенков, окрашивающих беседу. Именно возможность такой связи сделала столь популярными среди Болди обсуждения за круглым столом, где логическая и эстетическая игра умов находила выход в экстазе единого полного сознания. Среди телепатов не было полигамии, но в мыслях эта группа достигала откровения, придававшего дополнительную глубину и богатство ее жизни.
Но это был только намек на полную взаимосвязь. Бартон искал нить к заговорщикам в том, что сказала ему Мелисса. Он не был инженером и поэтому подходил к проблеме со своим опытом натуралиста, натренированным в распознании защитных раскрасок, выработанным в чтении запутанных следов хищника.
«Сколько их?»
«Трое.»
«Не больше?»
«Три», — и образы Галилео и других городов, символы имен и личностей. Ощущение призрачного общения, связей ненависти…
