Этому ни я коней не учил, ни кони меня не учили.
А3:
«Ферст мэн».
Мазепп решился. Мы поплелись на поклон к «ферст мэну».
Сцена представляет собой квадрат с диагональю в тридцать пять километров. Никаких промышленных и сельскохозяйственных предприятий псевдодевственная лесостепь с веселенькой живностью. В центре квадрата добротный плантаторский дом со службами посреди псевдозапущенного парка. Народу-у — тьма, но опытные оберкрайсландшафтмейстеры обеспечили иллюзию полного безлюдья. Запашок человеконенавистничества под этим природолюбием простой душе и не помстится.
— Мазепп! Остановись, глянь и подумай! Он же тебя съест в один хлоп челюстьми! — что-то в этом роде я лепетал, пока мы шли по молча указанной нам тропинке.
— Слезь с души. Сам знаешь — выхода нет. Ели меня, ели, да не съели. А съедят — пусть лучше он съест, а всем прочим — фиг-нолик.
Робел битюг, но бодрился. Усиленно. За нас двоих.
Ну, идем.
Историки грезят о протоколах таких бесед, но что-то их нет, протоколов. Так что предлагается уникальный товарец.
Ей-богу, если б я не знал, кто перед нами, прошел бы мимо этого типа, как мимо смятой банки из-под пива.
Злюсь. Преувеличиваю. Мужик как мужик.
Считается, что у таких людей время дорого и аудиенции дольше десяти минут не длятся. Чушь. Ему явно нечего было делать, он был нам рад, как сопляк трехлетний калейдоскопчику, вертел на все боки и смотрел на свет. Три с лишним часа.
Легенда об открытии «снулого урана» нашла благодарного слушателя. В отличие от повести о финансовых тяготах, под которую ему зевалось от скуки.
Сам он говорил очень просто и откровенно. Сначала я инстинктивно искал за этим подвох, но потом меня осенило: а с какой стати ему строить нам подвохи? Мы же у него — как божьи коровки на пальце: бежим, бежим, чешем лапочками, а пальцевладельцу — милая забава.
— Завидую вам, — сказал он Мазеппу. — Чем бы ни кончилась партия, начато и поведено красиво. Это достойно войти в хрестоматии, независимо от того, каков эндшпиль. Но с эндшпилем вы пришли ко мне, я вас правильно понимаю?
Мазепп кивнул.
— А мне, представьте себе, претит садиться и доигрывать за вас. Вел-вел виртуоз, и вдруг является каток. Хрусь! — ни позиции, ни доски, король в лепешку, но разве это мат? Срам! Я на это не согласен. И при том, что я каток, я же уязвим, как медуза. Сколько народу только и ждет, чтобы я на чем-нибудь этаком споткнулся! Уличить меня в связях с вашей братией — все наши комитеты, подкомитеты и комиссии спят и видят. А ведь есть еще две трети мира: русские, китайцы, Индия, Африка. Что скажут они? Что я проклятый капиталист и, как все это дрянное семя, липну к мелким подлогам и обманам? Ведь все ваше дельце — это мелкий подлог и обман в космическом лабазе, не так ли?
— Так, — согласился Мазепп.
— Приятно слышать. А то публика, вроде вас, даже в личном пользовании увертывается от называния вещей своими именами. И вы хотите, чтобы я на глазах у всего мира попался на такой дешевке? Фу, дорогие мои, фу! Не пойдет! Родничок тут поблизости, пить не хотите? Посидим на бережку.
Попили, присели.
— И все же мне хочется вам помочь. Но как? Притом, чтобы не испортить партию и не замараться? Ваши предложения?
Мазепп изложил предложения.
— Не годится, — покачал головой «ферст мэн». — Это построено на неверном представлении обо мне. Вам втолкомячено, что я могу купить добро. Бред! Это не дано никому. Я работаю на перепадах зла: от большего к меньшему или наоборот. И, поверьте, от этого не в восторге. Хотя и в выгоде.
— Так ехали бы к русским. Или к китайцам, — брякнул битюг.
«Ферст мэн» рассмеялся.
— Родись я там, я был бы наверное, неплохим коммунистом. Ведь я стою на том, что аккуратно выполняю правила игры. Но менять правила на ходу — это плохая игра. Это не для меня.
— Не понимаю, что же для вас хорошая игра? — ввязался я.
— Это уже вопросы! — живо сказал «ферст мэн». — А мы не договаривались на интервью. Но вам, так и быть, отвечу. Я стригу алчных и ленивых дураков. Вообразить невозможно, сколько на свете таких дураков и как они разнообразны. Я их стригу, а потом коллекционирую.
— Значит, по-вашему, я проиграл этим самым дуракам, — гнул свое Мазепп.
— Нет. Этого я не сказал. Но чтобы выиграть, вам нужен резкий поворот мысли. Непостижимый для дураков. Они тянут вас в свою паутину, а вы поддаетесь. Вырвитесь. На иной уровень. Кое-какие существенные моменты я, по-моему, вам обозначил. Думайте. Когда придумаете, приходите. До той поры обещаю вам нейтралитет. Мысленно ставлю на вас и буду огорчен, если не выкарабкаетесь.
— Сколько сроку даете?
«Ферст мэн» поморщился.
— О чем вы говорите! Сроки даю не я, а ваши кредиторы. По мне, так все равно, неделя или месяц.
— А если год?
— Ну, если вы продержитесь год, то за каким чертом вы вообще ко мне явились? Думаю, вам приспичит гораздо раньше.
Когда мы уже садились в вертолетик, меня тронули за плечо и попросили немного задержаться. Не забуду, какими собачьими глазами глянул на меня Мазепп.
«Ферст мэн» завтракал на веранде.
— Не откажите разделить со мной трапезу. И не могли бы вы рассказать поподробней, как вам пришла в голову мысль о «снулом уране»?
— Не могу, — честно сказал я.
— Почему?
— Потому что я сам этого не понимаю. Да и не помню.
— Л-любопытно, — протянул «ферст мэн». — Уж и не знаю, повезло вашему приятелю с вами или наоборот, но хотел бы я быть на его месте. Разумеется, предпочел бы ваше, но такое пожелание уже вовсе грешно. И вы уверены, что эта ваша «звезда», она кем-то сконструирована?
— Напрашивается. Но мало ли что напрашивается.
— Ах, как хочется прилепиться к этому делу! Но вы все так запутали, перепачкали. Зачем? Вам не стыдно?
Почему бы не ляпнуть, что запутали-то без моей помощи? Палец так милостиво, так бесцеремонно разводит божьих коровок по азимуту. Почему бы не помочь пальцу? Та-акому пальцу!
— У меня нет досуга на эти размышления.
«Ферст мэн» улыбнулся.
— Как хотите, а мне было бы спокойней, если бы «снулый уран» пробудился без помощи вашего друга. В свой срок. А? Вы не согласны?
— Нет.
— Естественно. Благодарю. И у меня к вам есть предложение.
Молчу.
— Когда и если вы освободитесь от этого дела, не согласились бы вы на некоторую близость к моим заботам? В любой форме, которая вас устроила бы?
Выдать бы ему, как шилом в самый шишок!
