— Увы, увы, Ваше Превосходительство…
— Считайте, что вы уже офицер! Соответствующий рапорт я подготовлю чуть позже. Нам бы добраться до командиров наших потаённых, до их бункеров, поглощённых скалами, как поглощает бездна женского лона наши жаждущие и трепещущие языки, ну и, конечно же, — взволнованные и настигнутые жуткой эрекцией, члены!
— Боже, как образно сказано, господин Полковник! Как хорошо и чувственно произнесено! Вы поэт!
— Нет. Увы… Но бывает так, что иногда просто рождаются оригинальные и образные мысли в сокровенных глубинах моей трепетной и мятущейся души, знаете ли, — усмехнулся я.
— Как я вас понимаю…
— Господин Лейтенант! Теперь вы будете моим помощником, соратником и адъютантом!
— Премного благодарен, Ваше Превосходительство!
— Так, так, так… Как же нам быть и жить дальше? Куда двигаться по зыбкой и неуютной дороге бытия?
— На восток, господин Полковник, вон к тем горам!
— Да я не о том, а совсем о другом… — я поморщился, задумчиво и тяжело посмотрел в небо, которое вакхически и бестолково меняло краски, и мрачно произнёс. — Суть не в женщинах. Суть в нас самих!
— Э, э, э… Это вы к чему, Ваше Превосходительство!?
— К тому самому, — я встал и решительно произнёс. — А, вообще-то, радость бытия всё-таки заключается прежде всего в женщинах! От них, сук, никуда не возможно деться! Они владеют нашими сердцами, как мы, якобы, владеем нашими яйцами! На самом деле ими владеют бабы!
— Ваше Превосходительство! Как тонко подмечено! — с какой-то тайной тоской произнёс Лейтенант. — Эх, видимо вы очень сильно влюблены, если в такой напряжённой и кровавой обстановке думаете только о женщине. Я вам искренне завидую.
— Да… Что есть, то есть, — вздохнул я. — Ну, что же. Пойдём по полю брани к тем потаённым и загадочным местам, в которых жаждем избавленья и отдохновенья!
— Господин Полковник!? Вы — гений!
— Возможно, возможно… — снова тяжело вздохнул я. — Скоро я стану Генералом! Была бы только рядом умная, влиятельная и влюблённая женщина! А главное, любимая! Ничего более не нужно мне! Без настоящей любви, мой юный друг, жизнь не стоит и самого ломанного гроша! Запомните навеки этот основополагающий постулат!
— Господин Полковник! Согласен полностью. Однако…
— Да, я вас понял… Что-то я несколько зациклился на любовной теме. Пора переходить на другие.
— Ничего, ничего, господин Полковник, дай Бог каждому зациклиться именно на ней! Я вам искренне завидую!
— Эх, Лейтенант, держитесь рядом со мною, и всё у вас в жизни склеится и получится! — усмехнулся я.
— Да, Господин Полковник! Я навеки с вами!
— Ну, века проходят, — улыбнулся я, и устало выдал ряд довольно банальных истин. — А мы — всего лишь тлен, шелуха и пыль на кратком отрезке бытия. Увы, мой друг, увы… Всё когда-нибудь заканчивается в этом суетном мире. Увы, увы, увы…
— Да, — печально вторил мне Лейтенант. — Всё суета и тлен…
— Ну, что же, — двигаемся на восток!
— Так точно, Ваше Превосходительство!
Кивком головы я указал своему свежеиспечённому Адъютанту на пулемёт. Сей предмет тихо и грустно лежал, лишённый сил, на обожжённой земле. Без патронов он напоминал мне усталого и разочарованного в жизни плейбоя, которого вдруг внезапно настигла импотенция. Но ничего, ничего! Была бы основа, а к ней всё приложится! Патроны мы как-нибудь и где-нибудь найдём. Потенцию восстановим. Будем жить и не тужить!
Мой соратник с некоторым трудом поднял грозный агрегат и водрузил его себе на плечо. А потом мы, не спеша, направились к далёкому и загадочному Командному Бункеру, который ждал нас где-то глубоко под землёй на востоке. А, может быть, и не ждал вовсе, потому что никак не ожидал увидеть нас в живых.
Да, иногда лучше не ждать, а дерзать и идти вперёд, чем предаваться томительному ожиданию…
Язык, чрево и похоти — обуздывай!
Анахарсис.
На мой мобильный телефон поступил звонок. Он неожиданно и решительно вывел меня из зыбкой пучины сна.
— Ты мне звонил? — спросил мой приятель, едва сдерживая зевоту. — Ты как себя чувствуешь? Что случилось?
— Извини, совершенно случайно набрал твой номер, — торопливо ответил я. — Ошибся, нажал не на ту кнопку.
— А, а, а… Понял. Бывает. Ну, что же, я на связи. Пока…
— Постой, постой! Слушай, кстати, а давай сходим в баню! Сегодня же пятница! Святой день! Баня, о, баня! Ваше Величество Баня! Вечное разговение душ и тел! — вдруг вспомнил я об этом традиционном действе, которому мы периодически предавались уже много и много лет подряд.
— Полностью поддерживаю твою блестящую идею! — с огромным энтузиазмом откликнулся приятель. — Заедем за вениками, за водкой, за пивом и за раками, ну, и само собой за бабами, и в бой! Покой нам будет только сниться, и пусть летят неудержимые степные кобылицы и мнут… Ты понял, что эти кобылицы будут у нас мять?
— Какая водка? Какой бой? Какие бабы? Какие кобылицы? — осторожно поинтересовался я. — Мы вообще-то поедем, как всегда, в нашу любимую общественную баню. В мужское отделение. Только холодное пиво и пара-тройка вяленых рыб, и никаких проституток! Суровая мужская посиделка! Это всё, на что мы сегодня можем рассчитывать! С финансами у меня, однако, определённые проблемы.
— Слушай, ну зачем нам эта жалкая общественная баня? — возмутился приятель. — Давай сходим в приличную сауну! Я плачу! Заработал недавно немного денег. Чуть, чуть… Но нам с тобой их хватит вполне. Не напрягайся, расслабься, мой друг!
— Ну, — это же совершенно другое дело! — рассмеялся и оживился я. — Что же, тогда давай поднимем тему потаскух!
— Конечно же, конечно! Но слово «потаскухи» мне категорически не нравится. Категорически! Грубо звучит. Истязает слух, рождает нехорошие ассоциации, — огорчился мой друг.
— Ну, хорошо. И как же мне величать этих твоих проституток? — живо поинтересовался я.
— Они не проститутки! Отнюдь!
— А, вот так?
— Да, именно так! Есть у меня на примете две юные гейши, гетеры. Девчонки, я тебе скажу, — первый сорт! Какие сиськи, какие попки! А самое главное, — не совсем дуры.
— Интересно, интересно! Очень, однако, интересно… А, как это, — не совсем дуры? — задумчиво произнёс я.
— Ну, они не совсем конченые дуры, понимаешь? — также задумчиво произнёс приятель. — Ещё есть надежда на просветление их разума, на обретение возможности осознания многих истин и, возможно, постижения сути бытия. Теплится определённая надежда. Пусть она и крайне слаба, но всё-таки теплится, не затухает.
