Буфет на станции был закрыт, поэтому Зоя Платоновна легла спать голодной и расстроенной. Ночью проснулась – никак не могла понять, почему не проходит это расстройство. Потом вспомнила. Из-за Леонида Андреева и альманаха «Северные цветы», которые, возможно, уже пошли под равнодушный нож на бумажной фабрике.
Надо же было так случиться, что на следующий день Зоя Платоновна увидела собрание сочинений Леонида Андреева в голубых бумажных обложках приложений к «Ниве» в руках у Сонечки Курловой.
Было это в редакции местной газеты «Знамя пролетариата», на втором этаже, где Зоя Платоновна сидела в комнате сельхозотдела и ждала, когда придет шофер, чтобы отвезти их с Сонечкой в колхоз, где Сонечка намеревалась взять интервью у ветеринара по поводу борьбы с бруцеллезом, а Зоя Платоновна должна была сфотографировать знатную доярку Клавдию Нечипоренко.
От нечего делать Зоя Платоновна листала подшивку газеты за последние месяцы. Вот статья местного ондатровода, конкурс на лучшего кролика, неполадки с техникой в артели «Восход», даже стандартно-барабанные стихи С.С. Крымского-Москвича:
Московские ливни по крышам стучат,
Куда-то шагает отряд октябрят.
Они, как один, на лицо на подбор,
И головы, стриженные на пробор.
– Послушайте, Сонечка, – сказала Зоя Платоновна, – это же тихий ужас. Как можно такое печатать?
Этим Зоя Платоновна нарушила правила гостя: не критиковать хозяев – для этого всегда найдутся желающие и без нее.
– Ах, Крымский, – сказала Сонечка. – Это особый случай. И он в последнее время куда лучше пишет. Я сейчас вернусь.
Сонечка зацокала каблучками, умчалась из комнаты, а Зоя Платоновна продолжала листать газету. Ага, вот снова Крымский-Москвич. Даже любопытно, что он еще накатал. Может, под этим псевдонимом скрывается главный редактор или городской голова? Бывает же так, уважаемый человек, умница, а вот жжет его графоманский зуд...
Стихотворение было совсем иным. Ни барабанщиков, ни октябрят.
...Прекрасный день, счастливый день,
И солнце, и любовь.
С полей колхозных сходит тень,
Светлеет сердце вновь.
Проснитесь, рощи и поля,
Пусть жизнью все кипит:
Идет вперед страна моя,
Мне сердце говорит.
По крайней мере эти строки не вызывали раздражения своей беспомощностью. Зоя Платоновна заинтересовалась творческим развитием Крымского-Москвича и дальше листала газету уже специально в поисках его творений. И нашла:
...Из страны, страны далекой,
С Волги-матушки широкой,
Ради гордого труда,
Цели светлой и высокой
Собрались мы все сюда...
Стихотворение посвящалось «строителям БАМа».
Стихотворение что-то Зое Платоновне напомнило. Но она никак не могла вспомнить что. Тем более что тут ворвалась в комнату Сонечка, прижимая к груди пачку книг в голубых обложках.
– Зоя Платоновна, – сказала она, – мне сказочно повезло!
– Каким образом? – спросила Зоя Платоновна.
– Смотрите, что я достала!
Она положила на стол перед Зоей Платоновной стопку книг. Это было собрание сочинений Леонида Андреева в голубых обложках из приложения к «Ниве».
И Зоя Платоновна вдруг поняла, что это именно те книги, что попали в макулатуру. В обмен на Дюма.
– Редкая вещь, правда? – спросила Сонечка. – Даже у вас в Москве не на каждом шагу лежит, а?
– А здесь в пункте макулатуры ее принимают за талоны, – сказала Зоя Платоновна.
– В какой макулатуре? Неужели вы думаете, что у нас живет такой темный народ, что он будет это сдавать? Нет, у нашего города славные традиции! – оскорбилась Сонечка.
– А если не в макулатуре, то позвольте спросить, – сказала Зоя Платоновна, – кто же вам так удружил?
– Один знакомый, – сказала Сонечка. – Прямо не знаю, куда бы спрятать, пока мы будем в колхоз ездить.
Сонечка стала прятать книги к себе в стол, тут и пришел шофер. По дороге в колхоз Зоя Платоновна, у которой не выходила из памяти ночная сцена в переулке и которая не верила в случайность совпадений, все-таки спросила Сонечку:
– А у этого вашего знакомого другие книги бывают?
– Он очень интересуется литературой, – сдержанно сказала Сонечка.
– А скажите, может, он и мне что-нибудь продаст? – спросила Зоя Платоновна. – Если это, конечно, удобно.
– Я его спрошу, – простодушно ответила Сонечка. – Придет в редакцию и спрошу. А вы с ним заочно знакомы. Стихи про октябрят помните? Это он написал.
– Поэт Крымский-Москвич?
– Он самый. И все время прогрессирует. Вы заметили, как он написал о строителях? «Ради гордого труда собрались мы все сюда».
– Такое впечатление... – начала было Зоя Платоновна, но замолчала. Мысль крутилась в голове и не давалась. Поэтому неожиданно для себя самой она вдруг задала нетактичный вопрос: – Он ваш начальник?
Сонечка вспыхнула малиновым светом, от корней черных волос до узенького острого подбородка.
– Как вы могли!
– Значит, он только книжки приносит?
– Я же совсем в другом отделе, – сказала Сонечка. – Я только читатель. А решаю не я...
– Простите, Сонечка, – сказала Зоя Платоновна. – Я просто устроена. Не сложнее формальной логики на уровне средней школы. Вчера вечером я захотела есть...
И, раз уж ехать было еще далеко, Зоя Платоновна рассказала Сонечке о вчерашней ночной встрече.
– Согласитесь, Сонечка, – сказала она, закончив рассказ. – Очень мало шансов за то, что в этом сравнительно небольшом городе есть два бесхозных комплекта собрания сочинений Леонида Андреева.
– Конечно, мало шансов! Но ведь все знают, что Сидор Сергеевич Грянулло...
– Он не Крымский-Москвич?
– Это поэтический псевдоним. Сидор Сергеевич заведует киоском по сбору макулатуры.
– Ясно, – сказала Зоя Платоновна. – И в периоды, когда макулатуры перебор, он строчит поэмы.
– Он давно пишет, – сказала Сонечка. – Сколько я себя помню. И носит. Он и в область посылал, и в Москву, но с нами он особенно настойчивый. Ну, держимся, держимся... а потом сдаемся. Тема правильная, а стихи печатать положено – это же творчество.
– Все-таки свой, доморощенный, – не удержалась Зоя Платоновна. И тут же подумала, ну зачем она лезет в чужие дела? Если тому пожилому Мите в пижаме хочется истины, пускай сам пойдет в киоск вторсырья, побеседует по-мужски с Крымским-Москвичом. Преступления не совершено, никакого преступления... ну и хорошо. А спекуляция? Андреев продан Сонечке дороже, чем стоит бумага, на которой он напечатан.
Газик съехал с шоссе на проселочную дорогу и, почти не снижая скорости, помчался к колхозу. Стало трясти. Сонечка грустила. Зою Платоновну подкинуло посильнее, она ударилась головой о брезент, и тут же вспомнила: эти строки записаны неправильно. «...Ради сладкого труда, ради вольности высокой собралися мы сюда...» Вот так должно быть. Но почему?
