Ознакомительная версия.
— Попробуем потянуть вверх, — сказал Глиммунг. — Соединим усилия. — Он ощутил сопротивление фундамента Храма.
— Возможно, вы правы, — подумал он.
— Я знаю, что я прав, — ответил ему голос. — Так уже было раньше, и так будет вновь.
— Но я могу поднять Хельдскаллу, — сказал Глиммунг себе и им. — Мы можем. Все вместе.
С их помощью, превращая их в свои руки, он приподымал здание; он тянул к себе громаду Храма и заставлял ее отрываться от грунта вопреки ее сопротивлению…
— Может быть, это здание убьет меня, — подумал он. — Может быть, именно об этом шла речь в Книге.
Наверно, мне следовал бы оставить его здесь; это был бы самый лучший выход.
Он не поднимется.
Глиммунг предпринимал все новые и новые попытки. Но безуспешно. Храм не поднимался. Он никогда не поднимется. Все напрасно.
— Храм поднимется, — сказал Джо Фернрайт, — когда вы залечите раны, нанесенные вам Темным Глиммунгом.
— Что? — спросил он, прислушиваясь. Остальные голоса присоединились к голосу Джо.
— Подождите до тех пор, пока не восстановите силы.
— Я должен набраться сил, — понял он. — Должно пройти время, немало времени, над которым я не властен. Почему они знают об этом, а я нет? — Он прислушивался, но голоса молчали; они замолкли сразу же, едва он прекратил свои попытки. — Пусть будет так, — решил он. — Я поднимусь на поверхность, и в какой–нибудь другой день попробую снова. И вновь поглощу всех вас. Всех. Вы снова станете частью меня, как сейчас.
— Хорошо, — отозвались голоса. — Но теперь отпусти нас; докажи, что ты можешь нас отпустить на волю.
— Хорошо, я сделаю это, — ответил Глиммунг. И медленно всплыл на поверхность.
Прохладный ночной ветер остудил его кожу, и он увидел мерцание далеких звезд.
На диком побережье, где бродили ночные птицы, он выгрузил всю эту говорящую, скрипящую, шуршащую ораву, всех, кого недавно вмещало его тело, а затем снова нырнул в океан — в океан, где он теперь был в безопасности: он мог остаться там навсегда, и никто не потревожил бы его покоя.
— Спасибо тебе, Джо Фернрайт, — подумал Глиммунг, но не услышал ответа. Тогда он произнес эти слова вслух, и почувствовал себя очень одиноким. Хорошо, когда кто–то обитает внутри. Но придет время, и он еще услышит этот теплый рокот голосов внутри своего тела.
Осмотрев свои раны, Глиммунг устроился поудобнее и стал ждать. Дрожа на ночном ветру и скользя ногами по липкой грязи, Джо Фернрайт прислушался. До него донесся голос Глиммунга:
— Спасибо тебе, Джо Фернрайт.
Он продолжал слушать, но из темноты больше не доносилось на звука.
Джо видел издали силуэт Глиммунга; огромное существо лежало на воде в нескольких сотнях ярдов от берега. «Он мог погубить всех нас, — подумал Джо, — и себя тоже, если бы опять попытался поднять Храм.
Слава богу, он прислушался к моему мнению».
— Это чуть–чуть не произошло, — сказал Джо всем своим спутникам, расположившимся вдоль кромки берега. В первую очередь эти слова были предназначены для Мали Йохез, которая прильнула к нему, пытаясь согреться.
— Чуть–чуть, — повторил Джо чуть слышно.
И закрыл глаза. «Так или иначе, Глиммунг отпустил нас. И теперь нам остается только выйти к какому–нибудь дому или дороге».
— Ты остаешься на Плаумэне? — спросила его Мали. — Пойми: вскоре он снова проглотит всех нас.
— Я остаюсь, — сказал Джо.
— Почему?
— Хочу убедиться в том, что Книга ошибалась.
— Но ведь и так видно, что она ошиблась.
— Я хочу убедиться окончательно.
«А сейчас, — подумал он, — Календы еще могут оказаться правы… потому что мы не знаем, что случится завтра. Не исключено, что я все же убью Глиммунга.
Каким–нибудь косвенным образом».
Однако он знал, что этого не случится. Прошлое никогда не вернется. Календы были посрамлены. Их власть пала.
— Но Книга была почти права, — сказал Джо.
Очевидно, Календы исходили из расчета вероятности та, в целом, чаще оказывались правы, чем ошибались.
Но в отдельных случаях, например сейчас, все же ошибались. И эта ошибка оказалась решающей: ведь речь шла о буквальной, физической гибели Глиммунга и о буквальном, физическом подъеме Хельдскаллы.
По отношению к этому событию все то, что должно случиться в дальнейшем, вплоть до гибели планеты, не имело особого значения. До гибели всего этого мира нужно еще дожить. В предсказании финала Календы, возможно, правы; их прогнозы, вероятно, основывались на фундаментальных законах природы. И, конечно, в итоге Глиммунг тоже умрет. Как и он, Джо. И все остальные. Но сегодня, здесь и сейчас, Хельдскалла ждала выздоровления Глиммунга. И она дождется. И — восстанет из глубин, как того и хотел Глиммунг.
— Мы превратились в единый мозг, — сказала Мали.
— Что? — отозвался Джо.
— В коллективный разум. Хоть мы и подчинялись Глиммунгу, но какое–то время… Все мы, выходцы из десятка солнечных систем, работали, как единый организм. Это было потрясающе. Не быть…
— Одиноким, — подсказал Джо.
— Да. Это заставляет понимать, насколько мы обычно далеки друг от друга, словно отрезаны от всех остальных. Отгорожены стеной… особенно от их жизни.
Это одиночество кончилось, когда Глиммунг поглотил нас. Мы перестали быть одинокими неудачниками.
— Кончилось, — согласился Джо, — но вновь возобновилось. По крайней мере, сейчас.
— Если ты остаешься здесь, то я с тобой» — проговорила Мали, словно извиняясь.
— Почему?
— Мне нравится быть частью коллективного разума, коллективной воли. Как говорят на вашей планете, в этом–то и состоит смысл деятельности.
— У нас так не говорят уже лет сто, — возразил Джо.
— Учебники устарели, — вздохнула Мали. Джо громко обратился к своим спутникам, замершим на берегу:
— Друзья, давайте все вместе отправимся в отель «Олимпия». Там мы сможем принять ванну и пообедать.
— И поспать, — добавила Мали. Джо обнял ее.
— И заняться еще чем–нибудь, — сказал он. — Как это свойственно всем гуманоидам.
Прошло восемь двадцатишестичасовых суток, прежде чем Глиммунг попросил группу собраться в теплом и освещенном помещении базы. Робот Виллис сверился со списком и, убедившись, что прибыли все, сообщил об этом Глиммунгу. Теперь все вместе ждали.
Раньше всех появился Джо Фернрайт. Он устроился на одном из стульев и закурил сигарету. Он был доволен прошедшей неделей: большую часть времени он провел с Мали, к тому же подружился с добродушным моллюском Нербом К’оол Даком.
— Вот что рассказывают на Денебе–Четыре, — говорил моллюск. — Некий фреб, назовем его А, пытается продать глэнк за пятьдесят тысяч берфлей.
Ознакомительная версия.
