— Может пригодиться. Спасибо, капитан.
— К вашим услугам… Кто подал сигнал тревоги?
— Патрульный вертолет. Они заметили лодку…
— Как намерены поступить с судном?
— Отправим на Крит, вместе с трупами. В Ираклионе прекрасная лаборатория.
— Печальное будет возвращение. Под черным парусом. Помните миф о Тесее?
— Под знаком лебедя. Лебединая песня… Мы тут недавно получили материалы из Интерпола в связи с русской мафией. Извините, мадам, уж так они изъясняются… И в этих самых материалах есть образцы мужской и дамской тюремной татуировки. Лебедь в короне — исключительно дамская. Символизирует тоску по утраченным ценностям: «Была невинной, была свободной»… Странные встречаются совпадения, верно? Одно слово: случай! Как будто все?.. Ах, нет, мадам, осмелюсь отнять у вас еще несколько секунд. Не угодно ли проследовать на палубу?
Ночь, казавшаяся из освещенного салона такой непроглядной, пылала звездами, перемигивалась летучими огоньками судов, самолетов, слепила проблесками островных маяков. Под лучом далекого прожектора фосфорически вспыхивали пенные барашки.
Караманлис провел Антониду на нос, где под стрелой поворотного крана лежал тяжелый якорный шток из кованого свинца с медной бляхой у рыма.
— Это ценная вещь? — подозвав полицейского с автоматом, он велел подсветить фонарем. Блеснул позеленевший барельеф головы горгоны Медузы. — Возможно, она стоила жизни вашему знакомому. Или, будь он на поверхности, егр бы все равно убили? Не приходится сомневаться. На сто процентов.
— Не знаю, — отрезала Антонида Антоновна, передернув плечами.
— Возможно, он пытался спастись, погрузившись на такую глубину?.. Нет, мы никогда не узнаем, что на самом деле произошло… Так что вы можете сказать по поводу якоря? Как специалист?
— Я не специалист, но повидала на морском дне немало утерянных якорей. Встречались и очень похожие на этот. Древние мореходы считали Медузу своей покровительницей. Почему? Все живое под ее взглядом превращалось в камень, а первые якоря были каменными. Звучит не слишком убедительно, но другого объяснения у меня нет.
— Знаю, знаю миф о Горгонах! — обрадовался Караманлис. — На островах болтают, что они все еще живут в каком-то Богом проклятом месте, но это враки, враки: рыбаки народ суеверный.
— Вас интересует ценность? Коммерческая стоимость вне моего разумения. С научной точки зрения экземпляр довольно редкий. Несколько десятков подобных штоков найдено у берегов Испании, Ливии, Израиля, Ливана… Этот — от так называемого «священного якоря», самого большого и тяжелого на судне. Его бросали лишь в самый ответственный, самый опасный момент перед лицом неминучей погибели. Якорь-талисман, якорь-жертва богу морей Посейдону.
— Отлично сказано: якорь-жертва! Чрезвычайно вам обязан, мадам.
— По-моему, он слишком много болтает, — шепнула Антонида капитану Скарлатти, перебежав по перекидному трапу на борт «Тритона».
— Я так не думаю. Просто он очень опытный детектив, очень…
Антонида Антоновна возвратилась в Москву перед Новым годом. Решила нагрянуть сюрпризом, чтобы никого не обременять лишними хлопотами. Левак, ловивший пассажиров у выхода из зала прилета, запросил семьдесят долларов. В Хитроу и даже Шарль де Голль обошлось бы намного дешевле. Преспокойно доехала на автобусе до Белорусской.
Не реже одного раза в неделю она звонила с борта домой и была в курсе домашних событий. За кратким успокоением вновь начинался прилив тревоги. Состояние отца оставалось стабильным, но надеяться на благоприятные перемены особенно не приходилось. Только последний звонок, уже из Афин, увенчался благою вестью. Papa неожиданно засел за работу и потребовал диктофон. Наговорил на полную часовую кассету.
«По такому случаю я сама взялась за расшифровку, — в присущей ей манере пояснила Марго. — Получилось страничек двадцать. О чем? Спроси что-нибудь полегче. Колесо прялки: буддизм, анимизм, шаманизм… Танцы-шманцы».
На радостях Антонида кинулась по магазинам за рождественскими подарками. Даже забежала в первую попавшуюся церквушку и поставила свечку перед образом Пантелеймона-целителя. Надо же было так подгадать! Вообще-то, она, как и все в семье, была неверующая, но переполнявшая ее светлая радость искала выхода.
Дверь открыла Марго. Они обнялись и расцеловались с непритворной искренностью, во всяком случае, так это выглядело.
— Прямо как снег на голову! — смеясь, Марго помогла ей снять куртку, застегнутую на множество «молний» и затянутую шнурами. — Почему не сообщила? Мы бы встретили!
— Не успела. Рейс подвернулся в самый последний момент. С билетами напряженка.
— Не могла приличную шубейку себе прикупить? — Марго повесила куртку на плечики и подхватила посыпавшиеся из сумок пакеты.
— Мне и эта сгодится. Не думай — она теплая, на гагачьем пуху… Ну, как тут у вас?
— Как всегда. И на том спасибо.
— Что верно, то верно, — Антонида поправила волосы. — Вот уж не ожидала тебя тут застать.
— Кто-то же должен сидеть с papa?
— Но ведь Новый год на носу. У тебя, наверное, масса хлопот?
— Ничего, как-нибудь… Мы решили никуда не ходить. Саша даже елку притащил. Представляешь?
— Нет, — чистосердечно улыбнулась Антонида. — Что деется!.. Отец спит?
— Как младенец. Я недавно заглядывала. К чаю сам подымется, выйдет… Ему определенно лучше и — стучу по дереву! — не заговаривается… Тяпнуть с дороги не хочешь?
— Пожалуй, не повредит, — Антонида облегченно перевела дух и, скинув туфли, забралась на софу.
— Коньяк, виски?.. Я тут всего напасла.
— Водочки нет?
— А то!.. Хочешь «Бледи Мери» сделаю?
— Не откажусь… Как мальчики?
— Андрей звонил третьего дня с какого-то острова, — небось, сам не знает, куда занесло, — а Владик совершенно от рук отбился. Чуть не круглые сутки торчит на Сретенском. Дорвался до техники. Зачем только Андрей разрешил? Ведь последний год у ребенка! Сейчас, правда, каникулы, но все равно… Я уже на медаль не надеюсь.
— Не волнуйся. И так поступит. Теперь не то, что в наше время, конкурс пустяковый… А я как знала! — Антонида спрыгнула на пол и принялась раскладывать на ковре хрустящие, сплошь в рождественских звездах свертки, завязанные золотистой тесьмой с затейливыми бантами. — Вам прямо под елочку! Тут все расписано: что и кому… Губки не в счет, — она отложила в сторону пластиковый пакет с изображением дельфина. — Нежные, как дыхание младенца.
— Сама собирала?
— Скажешь тоже! — Антонида лихо опрокинула ледяную водку с подсоленным и подпорченным томатным соком. — В самый раз и вкусно! — она никак не решалась заговорить о смерти Климовицкого, хотя понимала, что Марго думает о том же и ждет. Конечно же, ей важно узнать подробности, но даже те несколько скупых слов по телефону дались непросто. К естественному чувству неловкости примешивалось тоскливое ощущение вины. — Останешься ночевать?
