– А вот здесь, – произнес капитан, оборачиваясь налево и простирая руку в сторону тюремной камеры, прежде скрытой от глаз его массивным торсом, – наш наиглавнейший геморрой, король пустословия, Его Занудство Брисден Первый, собственной персоной.
Камеру, с трех сторон обнесенную решеткой, а с четвертой – каменной стеной, окутывала густая тень. Внутри ничего не было видно, кроме колченогого стула да белого пятна, которое Клэй поначалу принял за тюк с бельем. Из-за решетки доносилось монотонное бормотание – так дети скороговоркой читают молитвы, чтобы побыстрее покончить с этим скучным делом. Капитан обернулся и снял со стены факел.
– Ну вот, Клэй. Сейчас вы увидите это зрелище во всей красе.
С этими словами он поднес огонь к решетке.
Теперь узник стал виден яснее. Это действительно был тот самый человек, которого Клэй встречал в памяти Драктона Белоу. Сейчас он был не так тучен, как тогда, его щеки и подбородок украшала поросль щетины, но маленькие, глубоко посаженные глазки и голос, этот неумолкающий голос, перепутать было невозможно. Редеющие волосы Брисдена торчали во все стороны, некогда белый костюм, изорванный на локтях и коленях, выглядел так, словно его не стирали уже много лет.
Клэй прислушался к журчанию словесного потока. Это было очередное мудреное разглагольствование на тему времени и сознания, факта и мифа. Мощный ураган непостижимой терминологии. Торжество языка над здравым смыслом.
– Слова текут из него, как из дырявой энциклопедии, – проворчал капитан.
Охотник лишь молча кивнул, оглушенный этим, уже вторым по счету, ожившим воспоминанием. «Сначала Анотина, теперь Брисден… – думал он. – Меня как будто преследуют».
Пока Клэй размышлял о чудесном воскрешении Брисдена, грузный болтун внезапно примолк, вскинул голову, тряхнул обвислыми щеками и в упор уставился на охотника. Голосом, на пару децибелов громче прежнего и немного четче обычного он произнес:
– Что, Клэй, неужто ты и вправду думал, что сбежал от беды?
Охотник отшатнулся, словно от пощечины. А Брисден тут же вернулся к своей неудобопонятной скороговорке. Клэй вытаращился на капитана:
– Он меня узнал!
– Бросьте, – проворчал Курасвани. – Он не замечает разницы даже между собственным задом и ртом.
– Но он назвал меня по имени, – возразил Клэй.
– Я назвал вас первым, – заметил капитан. – А он просто повторил.
Охотник с сомнением покачал головой и отвернулся от клетки.
– Что он хотел этим сказать?… – произнес он шепотом сам себе. Затем, не оборачиваясь, он объявил капитану, что насмотрелся уже достаточно.
– Пойдемте-ка отсюда, – согласился Курасвани, вешая факел обратно на стену. – Тут все провоняло его духом. Бывай, Брисден.
– До скорой встречи, – отчетливо отозвался тот из темноты.
Выбравшись из подвала, Клэй попросил у Курасвани стакан виски. Ничто еще, ни демоны, ни призраки, не вселяло в его сердце такой тревоги, как Брисден.
В одну из особенно стылых ночей Клэй и Дат, с Вудом посередке, съежившись, сидели под южной стеной. Ярко сверкали звезды и луна, колючий ветер налетал с севера. Нарушив затянувшееся молчание, юноша признался Клэю, что глаз он потерял вовсе не в драке за девчонку. На самом деле его выбил пьяный отец. Охотник хотел было спросить у юноши, зачем тот ему об этом рассказал, но удержался. Когда ветер ненадолго стих, он сказал:
– Я слышал эту твою историю про девушку. По– моему, отличная история.
Дат кивнул.
– Не стоит от нее отказываться, – закончил Клэй.
В те дни, когда не было снега, Вилия Олсен с закутанным в три одеяла Призраком на руках гуляла по двору крепости. Солдаты приветливо кивали ей и улыбались, но она в ответ не говорила ни слова. Словно лунатик, женщина обходила форт по кругу и снова возвращалась в свою комнату.
Клэй с Датом подстрелили на болоте к северу от форта крупного самца оленя. А когда стали разделывать тушу, оказалось, что в ней нет сердца.
В тот самый миг, когда Вуд с рычанием бросился за невидимым врагом к восточной стене, в воздухе материализовалось лезвие кинжала и одним ударом перерезало горло стоявшему на южной стене рядовому Соумсу. Тело солдата рухнуло со стены на заснеженный двор.
В ярком лунном свете дежуривший на северной стене Дат заметил, откуда выскочил убивший Соумса нож. Моля бога о том, чтобы призрак оказался правшой, Дат прикинул расстояние от руки до сердца у человека среднего сложения и выстрелил. Когда раздался вопль и в воздухе расплылось темное пятно крови, солдат, не мешкая, перезарядил ружье, вскинул его на плечо и, не потрудившись даже прицелиться, выстрелил вновь. Лишь после того как сверху на тело Соумса упали кровавые раны, он спрыгнул со своей вышки и поспешил на помощь Клэю и Вимсу.
– Похоже, есть кто-то еще, – сказал Вимс, кивнув на заливающегося лаем пса. Едва он это произнес, дверь капитанского домика, скрипнув, отворилась словно сама по себе.
Не успели они броситься на помощь Курасвани, как в приземистом строении раздался выстрел, а за ним – крик Морганы.
Клэй, Вимс, Дат и остальные караульные устремились к раскрытой двери вслед за Вудом. Перезарядив пистолет, охотник ворвался в единственную в домике жилую комнату. В дальнем углу, возле камина, капитан и Моргана вместе лежали на койке. Курасвани занимал не слишком оригинальную позицию сверху, торс вояки обвивали женские ноги. В руке Моргана сжимала дымящийся пистолет.
Клэй глянул на пол: возле столика, за которым они с капитаном по вечерам потягивали виски, на дощатом полу расплывалось темное пятно.
Моргана широко улыбнулась.
– Я увидела, как он движется сквозь дым от трубки, – объявила она.
– Зачем же тогда кричала? – удивился Клэй. – Я думал, вас уже убили.
– Это был, так сказать, победный клич, – объяснил капитан.
– Я стреляла впервые в жизни, – объяснила женщина. – Вытащила пистолет у него из-за пояса и просто нажала на курок.
– Отличный выстрел, мадам, – похвалил Клэй, пытаясь загородить дверной проем спиной.
– Клэй, – подал голос Курасвани.
– Да? – отозвался охотник.
– Прикрой дверь.
Клэй повиновался, и через пару минут капитан появился во дворе, одетый по всей форме. Остальные к этому времени сгрудились вокруг убитого Соумса. Вимс сказал, что у убитого дома остались жена и двое детишек.
Чтобы не дать подчиненным поддаться печали и унынию, Курасвани приказал им материализовать тела убитых призраков с помощью муки и сжечь за пределами форта. Вимсу было велено взять людей и выкопать могилу за западной стеной для похорон Соумса. «И побыстрей», – добавил капитан.
Солдатам не хотелось расходиться, одного юношу душили рыдания. Капитан положил ему на плечо руку.
– Надо пошевеливаться, рядовой Хаст, – сказал он, – если не хочешь кончить, как Соумс. Ты мне нужен, парень. Вы все мне нужны.
Хаст кивнул и побрел прочь. За ним потянулись и остальные.
– Странное дело, Клэй, – заметил капитан. – Больше одного призрака за раз. Должно быть, они разозлились, оттого что мы стали наступать им на пятки.
– Это хорошо или плохо? – спросил охотник.
– Здесь, в форте Вордор, всё плохо, – ответил капитан.
– До весны всего полтора месяца, – напомнил Клэй. Курасвани кивнул и собирался что-то сказать, но его перебил другой голос. Они обернулись: сзади стояла Вилия Олсен, глядя прямо перед собой невидящим взором.
– Призрак забрал моего сына, – произнесла она без всякого выражения.
– Зачем им нужен ребенок? – поразился Клэй.
– Если им кто и нужен, так это Брисден, – заявил капитан. – У вождя бешанти он пользовался большим авторитетом.
– Тащите его сюда, – сказал охотник. Затем повернулся к Вилии и добавил: – Я найду вашего сына. В лице женщины ничего не изменилось.
Клэй и Дат, вооружившись мушкетами, отправились в лес, как только над Запредельем забрезжил морозный рассвет. Следом на привязи плелся Брисден с арканом на шее. Стоило всклокоченному толстяку чуть замедлить шаг, как молодой солдат подгонял его увесистыми тумаками. Слова хлестали из Брисдена, как кровь из рассеченного горла Соумса. И хотя конвоиры то и дело грозились его пристрелить, заткнуть этот фонтан было невозможно. Вуда пришлось оставить в крепости, поскольку подвергать риску такого ценного защитника было слишком опасно.
