38
Сумеречный свет нуль-временного стазиса тускло освещал неестественно напряженные лица Координатора и двух вооруженных людей, неподвижно замерших рядом со мной. Я прошел между ними, словно муха в сиропе, и вышел в коридор. Единственным звуком было размеренное, всепроникающее, похожее на стук метронома биение, представляющее, по мнению некоторых теоретиков, интенсивность распространения основной частоты цикла сотворения и распада реальности.
Комната за комнатой проходили передо мной. Я обследовал каждый квадратный дюйм темпостанции. Сотрудники напоминали обитателей заколдованного замка со спящей красавицей. Я неторопливо пролистал папки и записи в документах. Агенты Пятой Эры потрудились на славу. Нигде ни малейшего намека на планы операций, никакого ключа к давности их проникновения в программу Пекс-Центра. Подобная информация несомненно представляла интерес. Но я уже завершил первую фазу своей миссии: вывел фактор случайности, создававший аномалии в многопорядковых темпокартах эпохи.
Из всего персонала станции, состоявшего в общей сложности из ста двадцати человек, четверо были засланы из Пятой Эры — факт, буквально бросавшийся в глаза: в состоянии стазиса их окружала отчетливая аура, создаваемая ненормально высоким темпоральным потенциалом. Я обработал секторы их постоянной памяти и переправил в годографы происхождений. Определенно, кому-то придется почесать затылки и лишний раз проверить аппаратуру, когда первые же попытки вернуть их к действительности Пекс-Центра потерпят фиаско. Все четверо попадут в феномен замкнутой петли и надолго выйдут из строя.
Документация также потребовала определенного внимания. Я воспользовался ближайшим сканером и отредактировал записи таким образом, чтобы исключить всякое свидетельство, которое может привести инспекторов Пекс-Центра к нежелательным догадкам.
Я уже заканчивал возиться с бумагами, когда в коридоре у двери архива услышал шаги.
Вторжение не вызвало удивления, хотя передвигаться в нуль-времени без защитного вихревого поля никто не мог. Я ждал посетителя: по крайней мере, ситуация к этому располагала.
Вошедший в дверь незнакомец оказался высоким, отлично сложенным и совершенно безволосым человеком, одетым в элегантный костюм алого цвета с пурпурными узорами в виде розовато-лиловых угрей среди красных водорослей. Он окинул помещение мимолетным взглядом, в долю секунды отпечатал в мозгу всю картину и кивнул мне как случайному знакомому по клубу.
— У вас неплохо получается, — усмехнулся он. Он говорил без ощутимого акцента, но с довольно странным ритмом в речи, словно обычно привык произносить слова немного быстрее. Голос звучал приятным музыкальным баритоном.
— Не так хорошо, как хотелось бы, — ответил я. — Слишком много нерациональных передвижений. Тут даже засомневался, кто кому строит ловушки.
— Не скромничайте, — отозвался он, как бы признавая, что нам не избежать обмена любезностями. — Мы убедились, что вы блестяще справились с заданием, причем довольно сложным.
— Благодарю, — сказал я. — А кто это "мы"?
— До сего момента, — продолжал он, не утруждая себя ответом, — мы одобряли ваши действия. Но дальнейшее выполнение вашей миссии может вызвать восьмипорядковый вероятностный вихрь. Надеюсь, вы отдаете себе отчет в значении этого факта?
— Возможно, — уклонился я. — Кто вы? Как сюда попали? Этот энклав изолирован с двух сторон.
— Думаю, нам имеет смысл договориться с вами на основе полного доверия, — сказал человек в красном. — Я знаю вас, вашу миссию. Мое присутствие здесь является тому достаточным свидетельством. Я представляю более позднюю эпоху и, следовательно, наше мнение более веско, чем полученные вами инструкции.
Я хмыкнул.
— Итак, на сцену выходит Седьмая Эра, полная благих намерений воцариться на веки веков.
— Не стану напоминать вам о нашем преимуществе — не только техническом, но и равным образом в понимании континиума, — ибо это значило бы доказывать очевидное.
— Как сказать… На чем основывается ваша уверенность, что не отыщется еще одной группы из "комитета бдительности", которая сядет вам на хвост с теми же намерениями?
— Дело в том, что никаких Чисток Времени больше не будет, — сказал он. — Наше вмешательство является Конечным. Усилиями Седьмой Эры темпоральная структура не только восстановит стабильность, но и укрепится отводом целого спектра неугодных энтропических векторов.
Я устало кивнул.
— Понятно. Вы исправите природу, вновь прививая ростки нереализованной истории к главному временному стволу. Вам не приходила в голову мысль, что это как раз то благородное вмешательство, к которому прибегали примитивные чистильщики времени?
— Я живу в эпоху, уже начавшую пожинать плоды темпорального усиления, — сказал он. — Мы существует в состоянии жизнеспособности, которое предыдущие эпохи могли только смутно чувствовать в моменты экзальтации. Мы…
— Вы дурачите сами себя, увеличивая на порядок сложность вмешательства. Вы порождаете новый уровень проблемы.
— Наши вычисления доказывают обратное. Теперь…
— Задумайтесь, в темпоральном континиуме существует естественный эволюционный процесс, а вы нарушаете его. Сознание человека развивается, достигает определенной точки и совершает скачок, распространяясь на совершенно иной концептуальный уровень. А что произойдет, если для его поддержания потребуется матрица вероятностных факторов? Вы отдаете себе отчет, что кормитесь посевами далекого будущего?
В первый момент он заколебался, но только на мгновение.
— Нелогично, — ответил он. — Отсутствие какого-либо вмешательства со стороны позднейшей эпохи — лучшее доказательство нашей правоты.
— Допустим позднейшая эра все же вмешалась. Какую форму, по-вашему, примет их акция?
Он равнодушно глянул на меня.
— Не форму же агента Шестой Эры, деловито стирающего сведения из записей Третьей и Четвертой.
— Вы правы, — сказал я.
— Тогда… — начал он убеждающим тоном… и запнулся. Догадка забрезжила в сознании, но она ему не понравилась. — Вы? — пробормотал он. — Неужели вы?!
И прежде чем я успел подтвердить или отречься, он исчез.
Человеческое сознание является схемой, ничего более. Уже первый проблеск разума в развивающемся мозгу австралопитека отражал зародышевый узор. И через века, по мере того, как человеческий нервный двигатель наращивал мощь и сложность, в геометрической прогрессии увеличивая контроль над окружающей средой, схема никогда не менялась.
