Спица в мотоциклетном колесе со звоном лопнула и закачалась из стороны в сторону, словно прилетевшая издали стрела.
– Все, сдаюсь! – Дарий вскинул свои руки-клешни. – Только не уродуй машину.
– Извиняйся! – приказала Дашка ледяным тоном.
– Извини, родная. Больше так не буду.
– Перед ним тоже извинись, – Дашка указала на Синякова.
– Извините, гражданин Синяков, – не стал упираться Дарий. – По глупости я. По дремучему своему невежеству. В консерватории не обучался. Пользуйся моей сестрой на здоровье, коли она не против. Дело полюбовное. Но только если она тебе что-нибудь по злобе отключит, как мне сейчас аккумулятор отключила, на себя пеняй. Я предупреждал.
– Где это ты так культурно выражаться научился? – усмехнулась Дашка.
– Наш город является городом высокой культуры, – охотно пояснил Дарий. – Про это на каждом столбе написано. Разве не замечала? Вот и стараюсь подтянуться до среднего уровня. Но до тебя, конечно, мне еще далеко.
– Давайте отставим шутки в сторону, – попросил Синяков, которому эта пикировка уже изрядно надоела. – Ты узнал что-нибудь о моем сыне?
– Кое-что узнал. – Дарий присел возле мотоцикла на корточки и стал ковыряться в проводке, демонстрируя тем самым полное пренебрежение как к Синякову, так и к его просьбам. – Дашка, имей совесть, машина ведь не виновата! А я уже извинился.
– С такими извинениями знаешь к кому обращаться? К белым медведям! Они их точно примут, – хмуро глянула Дашка на брата. – Да ладно, что с тебя взять. Пнем бесчувственным был, пнем и помрешь. А с твоим мотоциклом все в порядке. Только не заводи его сейчас, а то я оглохну.
– Я, между прочим, жду ответ. – Синяков переминался с ноги на ногу, проявляя явные признаки нетерпения. – Рассказывай.
– Зачем рассказывать… На, читай. – Дарий сунул руку во внутренний карман куртки. – Как говорится, лети с приветом, вернись с ответом.
Это был кусок грубой оберточной бумаги с неровно оборванными краями. Почерк, бесспорно, принадлежал Димке. Чересчур крупные и неровные буквы свидетельствовали о том, что писал он или в спешке, или при плохом освещении.
«Здравствуй, папа! Еще раз прости, что доставляю тебе столько хлопот. Очень хочется верить, что это письмо попадет в твои руки. О своем нынешнем житье-бытье писать не буду. Главное, что я жив и здоров. Надеюсь, когда-нибудь свидимся. Оставаться тебе здесь долго не надо. Возвращайся домой. Успокой мать, хоть вы с ней и разошлись. Если можно (слово «можно» было дважды подчеркнуто), раздобудь для меня кое-что. Только ничему не удивляйся. Я, например, вообще удивляться перестал. А нужно мне следующее. Несколько сушеных ящериц, любых. Если нет ящериц, сойдут и жабы. Потом, зубы зверей, кости которых найдены в лесу. Собака, лось или кабан – без разницы. Еще щучьи глаза. Ножки лесных пауков. Перья черной птицы, но только не вороны. Стружки от гроба. Святая вода, но если ее нет, то и не надо. Махорка, не сигареты, а именно махорка, желательно покрепче. Из растений еще – веточки рябины, полынь, укроп, чеснок. Говорят, все это можно купить на Таракановском рынке у бабок. Открыто такими вещами не торгуют, надо спрашивать. Хорошо бы еще расческу, которой расчесывали покойника, но ее достать очень трудно. Вот пока и все. Прощай. Твой Димка».
Последние предложения Синяков разобрал с трудом, пальцы дрожали, да и глаза какая-то муть застилала. Когда он закончил чтение, с письмом ознакомилась и Дашка.
– Ясно, – сказала она. – Все сделаем.
– Прочли? – поинтересовался Дарий. – Запомнили? Тогда сожгите. Для меня эта бумажка – во! – он чиркнул ладонью себя по горлу.
– Вот вы, оказывается, чем занимаетесь, – произнесла Дашка с расстановкой.
– Да ничем особенным, – пожал плечами Дарий. – Люди всегда воевали. Всегда им какая-нибудь хреновина жить мешала. Только есть войны явные, а есть тайные. На одни идут те, кто с мечом или винтовкой ловко обращается, а на другие те, кто в колдовских зельях понимает да нечистую силу словом отгонять умеет.
– Разве эти ребята, которых вы в дисбат загнали, что-нибудь в колдовстве смыслят? – Синяков почувствовал, что вот-вот сорвется.
– Нет, больше ты у меня ничего не узнаешь, – сказано это было тяжко, через силу, но уже без всякого ерничанья. – Помнишь, недавно мы с тобой до того доболтались, что твои шансы уцелеть дошли до нуля. А теперь потихоньку уменьшаются и мои… Здесь, – Дарий почему-то оглянулся в сторону стройки, зияющей провалами колодцев и котлованов, – такое не прощается. Не знаю даже, зачем я с тобой связался. Наверное, вот из-за этой крали, – он неодобрительно покосился на Дашку. – Сестра все-таки. Родная кровинушка… Когда приготовите то, что твой парень просит?
– Завтра, – ответила за Синякова Дашка. – К утру все будет.
– Вон в тот трактор положите, – Дарий кивнул на вросший в землю бульдозер. – Я потом сам заберу.
– Ты уж постарайся, – не глядя на Дашку, Синяков протянул ей все оставшиеся у него деньги.
– Не надо, – она отвела его руку. – Я и так достану. Знаю я всех этих бабок базарных. Побаиваются они меня.
– Все равно возьми. Пригодятся.
– Что ты задумал? – Дашка насторожилась.
– Пойду Димку искать. Пойду. Поеду. Поползу. Как придется.
Дарий только хмыкнул и сокрушенно покачал головой. Может, он и был сумасшедшим, но сам сумасшедших не одобрял.
– Хорошо, – кивнула Дашка. – Я тебя ждать буду. Каждый день на этом месте.
– Послушай, – обратился к Дарию Синяков. – Возьми меня с собой. Очень прошу.
– Почему бы и нет? – сказал тот. – Возьму. Если поклянешься, что от моей сестры отступишься.
– Клянись! – приказала Дашка.
– Клянусь, – послушно ответил Синяков.
– Дело твое. – Дарий поставил ногу на педаль стартера. – Но только учти… из тех мест, куда мы сейчас отправляемся, возвращаются немногие. И еще меньше таких, которые могут потом хоть что-нибудь вспомнить.
– Я буду каждый день молить о его спасении, – сказала Дашка ровным голосом. – Если мне не помогут добрые силы, я продам душу силам злым. Если будет нужно, я сама разыщу его. Хоть в аду, хоть на небе. Ну а тебя, братец, предупреждаю. Не дай бог если хоть один волосок с него упадет по твоей вине. Вот тогда берегись.
– А как же клятва? – поинтересовался Дарий.
– Это он клялся. Лично я от него отступаться не собираюсь, учти.
– Учту, – усмехнулся Дарий. – Это надо же, что с людьми зараза любовная делает! Дитя неразумное! Вчера мышиного писка боялась, а тут такое… Родному брату угрожает. – Он завел мотоцикл и кивком позвал Синякова: – Давай садись!