Лишние…
Непонятны они для меня, вот что. И всегда были непонятны и неприятны. Шваль болотная. Уволенные со службы, не ждущие в метрополии кисельных берегов, спившиеся контрактники, на кого махнули рукой, неудачливые аборигены Капли, космические «зайцы» – обычно шлюхи последнего разбора, всякий разный сброд…
Вместо трюмных крыс – люди.
В любом земном порту вычистить сколь угодно крупное судно от посторонних – не столь простая, но в принципе решаемая задача. На Капле все иначе. Старожилы уверяют, что последний полицейский рейд имел место лет пять назад. Тогда не обошлось без стрельбы, однако какое-то количество лишних было отправлено в метрополию спецрейсом; после этого, говорят, Земля отказалась принимать наших люмпенов – своих, мол, хватает. На нижних палубах есть и притоны, и девочки, и даже травка сюда как-то проникает. Знай ходы, плати и пользуйся, коли свербит.
Обобрать, впрочем, тоже могут. Могут и забить сгоряча, если сдуру явился без денег или еды на мену. Офицера – поостерегутся, пожалуй, а нижнего чина или штатского запросто. Те сюда и не ходят.
Очнулся я, когда меня чувствительно щипнули за зад. Так и есть – женщина. То есть бывшая женщина, а теперь непонятно что. Это ж надо такое сочетание: толстая, рыжая и с бородавкой на носу. Большое спасибо, не нуждаюсь!.. На вид, пожалуй, лет с полсотни, с лица штукатурка сыплется, и запашок от нее – затхлый – на кабельтов. На такую лахудру и Петр не клюнет, а я и подавно, мне упражнений с контр-адмиралом на неделю хватит.
И вообще: кой черт меня сюда занес? Да еще без оружия.
Только я об этом подумал, как вдруг будто щелкнуло что-то в моей тыкве. Щелкнуло – и повело, и я уже не я, а моя четвертинка, вдобавок самая безвольная. Не хочу, а иду – женщина пятится, отступает, манит меня за собой, и меня словно некая посторонняя сила тащит за нею, как рыбу тралом. Ноги ватные, весь вспотел, в мыслях – тихая паника, о лишнем движении и подумать противно. Соображаю вяло. Гипноз? Похоже на то. А я-то считал себя не слишком гипнабельным… Да и кто когда-нибудь слышал о грязных проститутках, заманивающих клиентов гипнозом?
Только не я. Не бывает этого. Даже у нас на Поплавке.
Может, это еще и не гипноз вовсе.
Анфилада незнакомая. Нет, это не минус седьмая палуба, где живет Петр, это гораздо глубже… Зачем я здесь? Как оказался? Выходит, шел – и не видел куда?!
Полный бред.
Хочу крикнуть – и не могу. Что вам от меня надо? Кто вы?
Как я в нише оказался, того не помню. Самая обыкновенная ниша, каких полным-полно на технических палубах, и установлен в ней, судя по черепу на пыльной дверце, обыкновенный распределительный щит на пару киловольт. Женщина ушла куда-то. То есть скорее всего она у меня за спиной и мною командует, но обернуться – выше моих сил. Нет… Не могу.
Как муха, влипшая в клей.
Оружия при мне нет, наличных денег мало. Положим, им это не известно… Что еще может интересовать во мне трюмных потрошителей? Офицерская форма?
Возможно.
Еще один вариант: это не трюмные крысы, а контрразведка.
С того не легче.
Убить меня собираются? Или поступить изящнее – принудить гипнозом к самоубийству?
Ни то ни другое. Стою столбом, как в кошмарном сне, когда надо бежать, а ноги не желают слушаться. И тут словно теплая ладонь вошла в меня, череп ей не помеха, – вошла и погладила мозг… Тихая жуть, мурашки по коже. Быстро-быстро пронеслись перед глазами картинки моей жизни, от Андского толчка до Капли, и почему-то особенно подробно – встреча с чужаком с А-233. Говорят, перед смертью такое бывает. Того и жди: потянутся мои руки, мне не принадлежа, сорвут пломбу, наберут неведомый мне код и, когда отъедет в сторону дверца с «веселым Роджером», нащупают контакты…
Отпустило разом. Ушла ладонь из мозга, да так ушла – снова стая мурашек по всей коже, взмок от залысин до пяток, по спине ручьи бегут… Обернулся – нет женщины, словно и не было, вообще ничего подозрительного нет, только какой-то техник, проходя мимо ниши, хмыкнул и прибавил ходу на всякий случай.
Да что же это делается со мной, а? Померещилось мне? Припадочный я, что ли?
Чего мне стоило ровным шагом – не бегом – дойти до лифта, о том умолчу. Пока поднимался к себе на Бета-38, специально к внешнему периметру, немного успокоился, а как вышел на уступ над океаном и вдохнул морось, сообразил, что ничего необычайного со мною и не было. Легкое отравление, вот и галлюцинация. Кто может знать, что было намешано в той водке, которую я покупал как контрабандную? В трюме тоже водку гонят, а из чего – лучше не знать, фильтруй через адсорбент да пей.
Матюкнулся я по-русски – и впрямь полегчало. Полезное средство для успокоения души. Гляжу на океан, покашливаю. В обычные дни челноки и ракетные грузовозы окутывают Поплавок таким смогом, что дышать без фильтра невозможно, но сегодня чисто и ветрено. Изрядно штормит. Недостаток кислорода в воздухе, понятно, ощущается: семнадцать процентов – не двадцать один. Пойло все еще дает о себе знать. Тут прямо над ухом – гундосо, сквозь дыхательный фильтр:
– Это вы Филипп Альвело?
Смотрю: какой-то мичманишка. Незнакомый. Не из нашего отряда, точно. И не из пополнения. Выправка не флотская, морда начальственная.
Знаем мы таких, думаю. Проходили.
– Лейтенант Альвело – я, – говорю. – А в чем дело? Вы кто?
Честь он все же отдал – будто муху отгонял от козырька.
– Младший военфельдшер Стамеску, медицинская служба погранфлотилии.
Я чуть не заржал истерическим смехом – законная была бы реакция после жуткой галлюцинации, но демонстрировать ее медицине – еще медицине ли? – я не собирался. По-русски его фамилия в самом деле звучала занятно. Я этот язык немного выучил за два года в Корсакове, не как испанский, конечно, но тем не менее… А думаю все равно на интерсанскрите.
На петлицах у мичманишки – стандартная змеюка с разверстой пастью над вазочкой из-под мороженого и римская «тройка». Все правильно. У каждого из двух флотов, у погранфлотилии и у авиации своя медицинская епархия. Так почему-то удобнее. Их объединяют лишь на время какой-нибудь особенно крупной неприятности, вроде войны.
– Вас трудно найти, лейтенант… Э! Да вы никак пьяны?
– Есть немного, – сознаюсь. – Имею право: я в увольнении до двадцати ноль ноль. Еще вопросы будут?
Поморщился он слегка, однако спорить не стал.
– Нет. Так даже лучше, пожалуй. Мне поручено пригласить вас для собеседования.
Надменный, но корректен… Это правильно. Не люблю, когда мне хамят. Если бы он вместо «пригласить» брякнул «доставить» или, еще того хуже, «препроводить» – не убежден, что я не врезал бы ему кулаком по фильтру. В рамках восстановительной терапии, так сказать. Надо думать, отделался бы порицанием на офицерском суде, а если этот типчик действительно из контрразведки, и того легче: инцидент замяли бы.
Пьяные мысли – бойкие…
А почему это, интересно, им лучше, что я пьян?
Ладно, там узнаем.
– Куда еще?
– Это недалеко.
* * *
Врач сидел на краю стола и легкомысленно болтал ногой, дружелюбно посматривая на Филиппа. Он вызывал невольную симпатию и за час разговора не надоел нисколько. Просто-напросто свой в доску парень, хотя и медик, вдобавок психолог-мозгокоп. Две чашки вкуснейшего дымящегося кофе стояли между ним и Филиппом, дразня обоняние. Настоящий привозной кофе, не дешевая местная синтетика.
Филипп взял свою чашку, отхлебнул, обжигаясь. Пауза оказалась слишком мала, чтобы привести в порядок растрепанные мысли.
На этой палубе он еще не бывал ни разу. Ничего: чисто, уютно, не шумно. Симпатяга-врач и не подумал скрывать, что он является штатным психологом контрразведки. «Дружище, поверьте моему слову и моему опыту, здесь желают вам только добра. Лично я убежден, что вы в полном порядке, и давайте-ка поскорее закончим, у меня есть тысяча более серьезных дел. Не возражаете?»
Филипп, естественно, не возражал. Начали с обычного медосмотра (пожилой незнакомый врач, бравший анализы, учуяв дыхание пациента, брезгливо отворотил нос) и повторного ментоскопирования на иной аппаратуре, посетовав на случайный сбой во время вчерашнего сеанса, продолжили задушевным разговором: о службе Филиппа, об учебе, о выборе вакансий, о детских сиротских годах, просто ни о чем…
Почему-то врача особенно интересовали детские годы. Филипп сам не заметил, как разговорился, а когда заметил, махнул рукой. Отчего бы нет? Криминала-то в прошлом никакого. Вдобавок нельзя отрицать: приятный, располагающий к себе собеседник, сочувственно слушает, удачно шутит. Посмеиваясь, рассказал Филиппу два анекдота про Адмиралиссимуса – старых, но смешных…
Чуточку ОБВОЛАКИВАЮЩЕЕ дружелюбие.
Хмель давно улетучился из головы, но перед глазами плыла какая-то муть – легкий муар, – и сквозь него на лице врача не вычленялись индивидуальные черты: рот, нос, глаза… Просто блин, а не лицо, отметил Филипп, внезапно ощутив легкий укол неприязни. Большой дружелюбный блин.
