Теперь дело приняло другой оборот. Не помогло даже самбо. Получив сокрушительную затрещину, Алексей упал боком на сырую землю, а затем его схватили за ноги и с быстротой, показавшейся ему необыкновенной, волоком потащили куда-то. Очень трудно оказывать сопротивление, если вас крепко держат за обе ноги. Быков понимал это и не сопротивлялся, ожидая, что будет дальше. Привидения остановились, но ног не выпустили. Быков попытался приподняться, упираясь в землю кулаками, разбитыми в кровь во время первой схватки. Послышался топот, и появилось третье привидение. Тогда Быков почувствовал, что ноги его свободны. Он сейчас же повернулся и сел, с трудом ворочая гудящей от удара шеей.
Оглянувшись, он понял, что находится за кормовой частью “Мальчика”. Привидения стояли рядом и торопливо проделывали что-то со своими головами. Наконец блестящие шары откинулись, и изумленный Быков увидел знакомые лица — встревоженного Дауге, хмурого Краюхина и белого от ярости Юрковского. Юрковский поднес руку к носу, высморкался и протянул Быкову окровавленную ладонь.
— Вы идиот! — звенящим голосом сказал он. — Вы болван! У вас на плечах голова или кочан капусты?
— Погодите, Владимир Сергеевич… — сказал Краюхин. — Видите, человек ошалел от неожиданности.
— Вы? — только и мог сказать Алексей.
— Нет, не мы! Это наши бабушки! Рыцари ордена розенкрейцеров! Представители женского комитета!..
— Да погодите же, Юрковский!.. Товарищ Быков, быстро выводите отсюда машину… Дауге, закройте люк и дверь и скажите там, что мы уезжаем.
— Есть! — Дауге снова накрыл голову шлемом и вышел из-за корпуса “Мальчика”.
Быков полез в транспортер, Краюхин и Юрковский, все еще продолжавший ругаться, последовали за ним.
— Выезжайте за ограду и там остановитесь! — приказал Краюхин.
“Мальчик” дал задний ход.
— Достаточно. Стоп! Теперь подождем Дауге.
Быков покосился на Юрковского. Тот осторожно ощупывал распухший нос.
— Больно? — сочувственно осведомился Краюхин.
Юрковский только яростно оскалился. По обшивке застучали ботинки, и в люк спрыгнул Дауге.
— Исполнено, Николай Захарович, — сказал он.
— Поехали.
Быков положил пальцы на клавиши. Затем, подумав, пощелкал переключателями, включил двигатель и отошел от пульта. “Мальчик” легко тронулся.
— Куда же ты? — испуганно-удивленно спросил Дауге. — А кто будет править?
— Автоводитель, — виновато отозвался Быков. — Я не помню дорогу назад. Да вы не беспокойтесь! Здесь ведь электронное устройство, “Мальчик” пойдет по гирокомпасу.
Некоторое время ехали молча. Машина в точности, только в обратном порядке, производила все манипуляции, которые полчаса назад проделывал Быков.
— Дозиметр у вас с собой? — спросил Краюхин у Дауге.
— С собой, Николай Захарович. Но он не понадобится. Я забыл сказать, что, когда Быков подошел к камере, ее уже закрыли. Так что все кончилось благополучно.
Краюхин облегченно вздохнул.
— Вы чуть не нарвались на большую неприятность, товарищ Быков, — сказал он, вытирая пот с лысины. — Знаете, где мы вас перехватили?
— Никак нет… — Быков чувствовал себя очень несчастным.
— За проволочной оградой под землей находится мощный реактор, вырабатывающий тритий. Это горючее для нашего “Хиуса”. Бетонная башня, в которую вы так неосторожно заглядывали, есть не что иное, как камера-могильник для радиоактивных отходов от очистки урана. И как раз сегодня комплект урановых стержней пошел на переплавку. Если бы вы сунули туда нос…
— То есть ясно даже и ежу! — проникновенно сказал Юрковский. Если место окружено колючей проволокой, то это значит, что вход туда запрещен. Нет, он лезет своими гусеницами прямо через проволоку! Не может равнодушно видеть заграждения и смело, как лев, кидается на них грудью.
Это было очень несправедливо, но Быков только сокрушенно вздыхал.
— Юрковский вас заметил, когда вы подходили к камере, и кинулся, чтобы, так сказать, оттащить вас, но немного опоздал. Признаться, мы уже думали, что произошло несчастье.
— Бежали сломя голову, — сказал Дауге. — Я думал, у меня сердце выскочит…
Быков повернулся к Юрковскому и пробормотал, запинаясь:
— Я… мне очень жаль, право… я не хотел… — И в отчаянии махнул рукой: — Черт знает, как это получилось! Понимаете, я очень испугался вас…
Губы Юрковского скривились в презрительную улыбку.
Дауге хихикнул:
— Как он его встретил! Великолепно встретил! О господи, вот это был бой!
— Да, деретесь вы хорошо, — усмехнулся Краюхин, — но впредь будьте осторожны. В нашем деле ничего нельзя трогать голыми руками, тем более без спросу. И это напомнило мне: сегодня же вечером Дауге подберет вам спецкостюм и научит вас пользоваться им.
— Господи, вот это была драка! — повторил Дауге, вытирая глаза.
Быков быстро пересел на свое место и отключил автоводитель. Впереди в легком тумане проступили очертания плоской крыши гаража.
— И еще, — сказал Краюхин. — Нужно будет испытать вас и “Мальчика” по-настоящему. Вы готовы?
— Здесь нельзя испытать по-настоящему, — пробормотал Быков, тундра, все плоско, как стол…
— Ничего, я найду вам о-отличное место, дружок! — Золотые зубы Краюхина блеснули в полутьме.
Проводив Краюхина и геологов — за ними приехала вызванная из города машина, — Быков озабоченно почесал затылок и вернулся в гараж. “Мальчик” стоял в двух шагах от ворот, дождевые струйки блестели на его покатых боках.
— Испытания! — сказал Быков вслух. — Ну что ж, испытания так испытания.
Он достал из кармана мятую, испачканную смазкой книжечку руководства, полистал ее, вздохнул и пополз в люк. Как и всякий человек, Алексей Петрович Быков не любил экзаменов, в какой бы форме они ни проводились. Большой несправедливостью представлялось ему положение, когда ничтожный, никому не нужный пустяк, на который никогда не обращаешь внимания за его полной неприменимостью в практической работе, становится в один ряд с важнейшими и необходимейшими знаниями. Сам он, проводя занятия, держался совсем другой системы. “Будьте вы хоть семи пядей во лбу, — говорил он, — вам никогда не удастся запомнить все напечатанное в грудах книг и таблиц. Ведь в них есть и самое важное, и просто важное, и второстепенное, и, наконец, просто ненужное — то, что либо успело устареть, едва родившись, либо потеряло значение к настоящему времени, либо, может быть, и имеет значение, но не для нас с вами. И я, разумеется, не собираюсь требовать от вас знания всего, что есть в книгах и таблицах. Но уж если, товарищи, кто-нибудь не будет знать того, что обязан знать в первую очередь, — прошу не обижаться”.
