Генри отыскал шахматы и сыграл несколько партий с Бин-полом, который легко выиграл. Я играл с ним и тоже проиграл, Я стал играть с Генри. Вначале я думал, что легко выиграю у него: мне казалось, что с Бинполом я играл лучше его. Но я проиграл на двадцатом ходу. Разозлившись, нервничая из-за дождя и голода, я отказался играть дальше и подошел к окну. Небо начало проясняться, его серый цвет местами сменялся голубым. Через четверть часа дождь прекратился, и мы смогли идти дальше.
Улицы были сырые; там, где росли деревья, было грязно; общая влажность усиливалась из-за капель с крыш и ветвей. Все равно что идешь под дождем, и так же сыро; вскоре мы насквозь промокли. Но позже небо окончательно прояснилось, птицы, казалось, проснулись вторично и наполнили все вокруг своим щебетом и пением. Капли по-прежнему падали, но реже; на землю пролились лучи солнца. Бинпол и Генри разговаривали все веселее. Я же оживал не так быстро. Я почувствовал усталость, меня лихорадило, и болела голова. Похоже, я простудился.
В последний раз мы поели в месте, где густо росли деревья, не разделенные зданиями. Причина заключалась в каменных плитах, частью стоящих прямо, но больше упавших, которые рядами уходили во тьму деревьев. На ближайшем камне было вырезано:
Здесь лежит
Марианна Луиза Водрикор
13 лет
умерла 15 февраля 1966 года
Надпись нам перевел Бинпол.
Значит, она умерла в моем возрасте и была погребена здесь, когда город еще жил. В один из зимних дней. Так много людей. Каменные надгробия занимали расстояние, на котором могло поместиться несколько таких деревень, как наша.
Уже после полудня мы пришли к южному краю города. Переход был неожиданным. Мы прошли около ста ярдов сквозь густую поросль деревьев, миновали несколько полностью разрушенных зданий и оказались на пшеничном поле. Зеленые колосья качались в косых солнечных лучах. Какое облегчение снова оказаться в открытой местности и в цивилизованной земле! Но тут же пришло сознание, что необходима осторожность: через несколько полей шла лошадь с плугом, а на горизонте виднелись два треножника.
По мере нашего продвижения на юг снова показались облака. Мы наткнулись на картофельное поле, но не могли отыскать дров, чтобы испечь картошку. Генри и Бинпол поели сырой картошки, но я не мог. Впрочем, я не хотел есть, и у меня болела голова. Ночь мы провели в развалинах вдали от домов. Крыша на одном конце обвалилась, но на другом еще держалась; она была рифленой и сделана из серого материала, похожего на камень, но более легкого. Ночью мне снились кошмары, а утром я почувствовал еще большую усталость. Должно быть, я плохо выглядел, потому что Генри спросил, не заболел ли я. Я оборвал его, он пожал плечами и занялся другим. Бинпол ничего не сказал. Вероятно, он ничего и не заметил. Люди его интересовали гораздо меньше идей.
Для меня это был тяжелый день. С каждым часом я чувствовал себя все хуже, но не собирался этого показывать. Вначале я не хотел сочувствия, потому что негодовал из-за того, что они ближе друг к другу, чем ко мне. Потом я сердился из-за того, что ни Генри, ни Бинпол не обращали внимания на мое состояние. Боюсь, я чувствовал некоторое удовлетворение от своей болезни и от того, что я так хорошо держусь. Конечно, это было ребячество.
Во всяком случае, отсутствие у меня аппетита не произвело особого впечатления, потому что у нас не было еды. Мы дошли до широкой реки, текущей на юго-восток, вдоль которой в соответствии с картой мы должны были идти. Генри провел полчаса, стараясь безуспешно поймать у берега рыбу. Я в это время лежал в полубессознательном состоянии, смотрел в небо и наслаждался отдыхом.
К вечеру после бесконечных пшеничных и ржаных полей мы увидели сад. Рядами стояли вишни, сливы и яблони. Яблоки, конечно, еще неспелые, но даже на расстоянии мы видели золотые сливы и черно-красные вишни. Беда в том, что ферма стояла рядом с садом, и оттуда хорошо видны были ряды деревьев. Позже, конечно, когда стемнеет, все будет по-другому.
Генри и Бинпол разошлись во мнениях. Генри считал, что нам нужно остаться: тут по крайней мере есть хоть надежда поесть. Бинпол настаивал, что нужно идти, пока светло. Позже еще представится возможность добыть пищу. На этот раз я не чувствовал удовольствия от их спора: слишком мне было плохо. Я поддержал Генри, но лишь потому, что не мог двигаться. Бинпол сдался, и они стали ждать.
Когда они попытались меня поднять, я не обратил на это внимания, погруженный в забытье. Они оставили меня и ушли. Я не знаю, сколько времени прошло, но они снова попытались поднять меня, предлагая мне фрукты и сыр, который Бинпол украл на сыроварне, примыкавшей к ферме. Я ничего не мог есть, и тут они впервые поняли, что я по-настоящему болен. Они пошептались, потом поставили меня на ноги и повели, поддерживая с обеих сторон.
Позже я узнал, что в конце сада был старый сарай, который казался брошенным, и они решили отвести меня туда: снова собирался дождь и действительно шел всю ночь. Сознавал только, что меня тащат и наконец позволяют лечь. Потом начались кошмары, после которых я приходил в себя с криком.
Затем с некоторой ясностью я понял, что поблизости лает собака. Вскоре дверь сарая распахнулась, в лицо мне ударило солнце, и я увидел фигуру человека. Послышались громкие голоса, говорящие на незнакомом языке. Я попытался встать, но снова упал.
Потом я лежал на прохладной простыне в мягкой постели, и ко мне склонялась серьезная темноглазая девушка в голубой шапке, похожей на тюрбан. Я удивленно смотрел мимо нее на окружающее: высокий белый потолок, расписанный узорами, стены темного дерева, занавеси алого бархата вокруг кровати. Я никогда не знал такой роскоши.
Глава 6
ЗАМОК КРАСНОЙ БАШНИ
Генри и Бинпол поняли, что я не в состоянии двигаться. Конечно, они могли оставить меня и уйти. Но, отказавшись от этого, они должны были либо увести меня подальше с фермы, либо оставаться в сарае, надеясь, что нас не обнаружат. Что касается первого выхода, то поблизости не видно было никакого убежища. А сарай выглядел так, будто в него давно никто не заглядывал. И они решили оставаться в нем. Рано утром они нарвали еще вишен и слив и вернулись, чтобы поесть.
Часа через два пришли люди с собакой. Мы так никогда и не узнали, была ли это случайность, или их заметили в саду, или Бинпол оставил следы в сыроварне. Но люди уже стояли в дверях, и собака с ними — огромная, размером с небольшого осла, и зубы ее были оскалены. Оставалось только сдаться.
Бинпол заранее выработал план на такой случай, чтобы объяснить, почему ни я, ни Генри не говорим на его языке. Мы его двоюродные братья, оба глухонемые, мы должны будем молчать и делать вид, что ничего не слышим. Что касается меня, то так и случилось, потому что я был без сознания. А Бинпол считал: так мы вызовем меньше подозрений, нас не будут строго караулить и, когда представится возможность, мы все убежим. Не знаю, сработал бы этот план — я находился в таком состоянии, что не мог бежать. Но произошло нечто совсем иное. Именно в это утро проезжала по району графиня де ла Тур Роже и завернула на ферму.
