Речь была вдохновенная. Если на весах была судьба макромира, то мог ли я быть столь жесток, чтобы отказаться сделать свою компьютерную копию? Но если речь шла о войне с поистине глобальным размахом, как могло такое ничтожное создание, как я, повлиять на ее ход?
Я не стал ни о чем расспрашивать. Я уже уяснил, что Девятка предпочитала верить в меня. Предположительно у меня было оружие: голова Медузы. Были, конечно, и сложности — я не знал, как его использовать, что оно должно было делать, но у меня оно было. В любом случае Девятка верила, что оно у меня есть.
— Вы живете в компьютерном пространстве, — промямлил я. — Это ваша вселенная. Я даже не представляю, что значит — быть привидением в вашем компьютере, как будет выглядеть место, где я окажусь, если выражение «выглядеть» вообще уместно.
— Это будет полностью зависеть от созданной копии, — поспешила она успокоить меня. — В любом случае она сохранит основные черты вашей личности. Скажем так — будет максимально приближенной к вам в топографическом отношении, но в то же время она будет достаточно гибкой и том, что касается ее свертки. Ваше восприятие окружающего мира во многом будет зависеть от характера вашей шифровки. Подобно тому, как мир, где вы живете, в значительной степени связан с языком, придуманным вашей культурой для описания его явлений, вселенная компьютерных программ зависит от языка, позволяющего оперировать и ней, только с гораздо большей степенью свободы.
Языки гуманоидных рас легко переводятся с одного на другой в силу того, что физический мир изобрел массу ограничений для создания определений. Языки программирования непросто переводить из-за того, что физические определения компьютерного пространства заданы не так жестко. Здесь кроется ваше двоякое преимущество. Мы намерены закодировать копию вашей личности наиболее эзотерическим языком, который позволит наложить на восприятие компьютерного мира видение, радикально отличное от видения тех сущностей, которые пытаются уничтожить нас. Это позволит нам снабдить вашу компьютерную личность способностями восприятия, сходными с вашими нынешними. Вы понимаете это?
Самым простым ответом на такой вопрос было бы «нет». Несомненно, Девятка готова предоставить мне куда более подробное объяснение, было бы только время, но я был уверен, что она стремилась докопаться до причин происшедшего, и постарался помочь ей.
— Вы имеете в виду, — осторожно начал я, — что у компьютерного пространства не много отличительных черт. Эти черты в большой степени зависят от программы, действующей в нем, определяющей его по своему усмотрению. Если вы превращаете меня в программу, мои ощущения себя и мира, в котором я буду обитать, будут зависеть от того, в какой программе меня создадут. Пусть я будут написан на языке арканов — это и будет определять, каким я буду себе казаться, как я буду воспринимать другие сущности, созданные на других языках?
Она с готовностью кивнула, улыбнулась и опять приняла свой образ актрисы немого кино.
— Верно, — только и сказала она.
— Есть ли у меня выбор? Могу ли я быть тем, кем захочу?
— Это невозможно, — любезно ответила она. — Существуют жесткие ограничения. Мы должны создать копию — плодотворно действующую, и не надо опасаться, что ваша копия окажется чем-то абсолютно чуждым.
— Вы меня просто утешаете, — пробормотал я, вовсе не успокоенный. Слово «абсолютно» может скрывать массу осложнений. Говорили мы так, словно я уже согласился на их план.
— Верьте нам, мистер Руссо, — сказала она. — Пожалуйста.
То, как она произнесла это, наводило на мысль, что любое доверие будет жестко, если не жестоко испытываться в будущем. Она уже признала, что никоим образом не может выдавать свою точку зрения за абсолютно правильную, а я думал, что под ее рассуждениями скрывается намного больше замыслов, чем мне открыли.
Я смотрел в ее прекрасное лицо; кажется, линия челюсти стала более мягкой, глаза — темными, огромными, умоляющими. Она прилагала все усилия, чтобы растопить слабое человеческое сердце. Мне не приходилось часто иметь дела с женщинами, а те, с которыми я с недавнего времени знался, вообще воспитали во мне стойкий иммунитет к дамским чарам, но все же я был человеком.
По крайней мере пока.
— А что будет со мной? — уперся я. — С этим существом из плоти и крови, у которого порезана спина и который боится спать?
— Есть возможность, что окончательная судьба вашего земного тела будет зависеть от успеха вашей копии, от контакта с богами макромира. Но в любом случае планы, которые вы вынашиваете, могут развиваться согласно вашему желанию.
Подобного и следовало ожидать. Дескать, думай не о том, что потеряешь тело, а о том, что приобретешь душу.
Мне отчаянно захотелось побыть одному несколько минут и все обдумать, но я мог только подчиниться неизбежному. Можно было попросить ее отключить изображение, но, однако, мне не хотелось тупо смотреть на серую стену.
— Вы уверены, что скопируете меня вполне надежно. Судя по тому, что я видел, программы можно легко уничтожить — Оружие, которое вы видели у Мирлина, может применяться только в реальном пространстве. Существа, населяющие компьютерное пространство, не назовешь беззубыми, но они не смогут с той же легкостью ввести в вас свои разрушительные программы.
Заметь себе, Майкл Руссо: не то что они не могут выстрелить разрушающей программой в мою программную сущность, — им попросту это нелегко сделать — А есть ли оружие созидающее? — Я поднял на нее глаза, потому что эта мысль только что пришла мне в голову. — Можете ли вы передавать программы по воздуху — при помощи этой волшебной пушки, а не по проволокам, подобно тому, как наши друзья вживили в меня Медузу?
— Теоретически да. Но это очень сложно. Принимающая матрица — органической или неорганической природы — должна быть чрезвычайно дружественной к входящей программе, иначе результат может быть поистине плачевным. Чуждая программа нуждается в физическом мосте — как в случае с вашим контактом, — тогда она внедряется успешно.
Это был интересный вопрос, только совершенно не связанный с нынешней проблемой, которая требовала убедить мое сопротивляющееся сознание согласиться на раздвоение.
— Мне нужно подышать, — сообщил я ей Ужасная глупость Воздух снаружи моего иглу был ничуть не более свежим, чем воздух внутри. Мне просто надо было выйти на простор.
Выяснилось, что и это было глупостью. Не успел я открыть дверь, как Джон Финн вонзил мне ствол игольника в горло и уведомил меня, что, если я не буду выполнять его команды, члены моего бренного тела окажутся среди мусора, лежавшего повсюду в окрестности.
