Если фермеры решатся атаковать, то ждать их атаки придется недолго. Пока что нам оставалось только таращиться на небо и снова убеждаться, что, судя по нахождению Арки в зените, мы достигли критического момента для перехода. Архипелаг Вокс был так велик, что частично мог уже миновать разделительную черту. Хотя это не имело значения: Вокс преодолеет Арку сразу, целиком, или не преодолеет ее совсем. Уже много столетий назад было ясно, что любая Арка больше похожа на разумный фильтр, чем на дверь. Раньше, когда эта Арка еще функционировала, она была способна отличить летящую птицу от плывущей лодки: лодку она перемещала с Земли на Экваторию, а птицу оставляла, что не так просто. Арка должна была обладать умением опознавать людей и продукты их труда и игнорировать другие бессчетные живые существа, обитавшие в обоих мирах (или населявшие их прежде). Иначе говоря, переход через Арку не был механическим процессом. Арка смотрела на тебя, оценивала и принимала или отвергала.
Старая добрая Земля останется для нас недосягаемой — такой исход был наиболее вероятным. Но меня больше пугала другая возможность. Еще до того, как Арка перестала функционировать, Земля претерпела такие изменения, что Турк ее просто не узнал бы. Последние беженцы из полярных городов живописали катастрофические сдвиги океанских побережий, бьющие из глубин мертвых вод фонтаны сероводорода, внезапные провалы в преисподнюю обширных участков суши…
Я закрыла глаза и погрузилась в то полубессознательное состояние, которое заменяет сон при крайней усталости, голоде или боли. Время от времени я открывала глаза и видела Турка, лежавшего в темноте со связанными за спиной руками. В нем не было ничего от того эмиссара гипотетиков, которого рисовало воображение Трэи. Он выглядел именно тем, кем был, — неприкаянным скитальцем, уже немолодым и смертельно изможденным.
Ему, наверное, что-то снилось, потому что время от времени он стонал.
Наверное, мне тоже что-то снились.
В следующий раз я очнулась беспросветной ночью из- за громкого резкого звука, вспоровшего темноту, как острый кинжал. Это был какой-то свист и вой, нескончаемый и бесчеловечный, но откуда-то мне знакомый… Спросонья я не сумела опознать этот истошный звук, а когда все-таки опознала, то почувствовала то, чего, казалось, уже давно лишилась: надежду.
Я лягнула Турка, чтобы его разбудить. Он открыл глаза, заморгал, кое-как сел.
— Слышишь? — сказала я ему. — Знаешь, что это? Это сирена тревоги, Турк, она призывает: «Все в убежище!» — Я постаралась как можно адекватнее перевести вокское понятие на древнеанглийский: — Воздушная тревога, будь она неладна!
Нестерпимый вой раздавался с самых высоких башен Вокс-Кора. Этот сигнал предупреждал о нападении врага. Смысл сигнала не мог измениться. А если Вокс-Кор мог включить сирену, это значило, что энергоснабжение хотя бы частично восстановлено.
Вокс-Кор жив!
— Ну и что? — промямлил Турк, еще борясь со сном.
— А то, что у нас есть шанс вырваться! — Я попыталась привстать и осмотреться. Вокс-Кор по-прежнему почти полностью тонул во тьме. Но я не успела отчаяться, как с ближайшей башни ударил луч прожектора. Он скользнул по лишенному деревьев лугу и осветил фермеров, уже тушивших свои костры и хватавшихся за оружие. Луч прожектора недолго оставался в одиночестве: башня за башней, квартал за кварталом Вокс-Кор неумолимо восставал из тьмы, опоясываясь огнями. Аэродромы на крышах высотных зданий стали россыпями огоньков: там готовились к взлету несущие смерть боевые воздушные машины.
У меня пошла кругом голова. Я услышала собственный отчаянный крик: «Мы здесь! Сюда!» Может, из меня вырвалось не буквально это, но какая-то похожая дурь. Гражданственный пыл Трэи бурлил и рвался из моей глотки.
А потом мы попали под смертоносный огненный град, косивший фермеров одного за другим.
Сандра отметила в журнале два часа предстоящего отсутствия, присоединив к обеденному перерыву лишний час, который раньше хотела посвятить очередной беседе с Оррином Матером. Ресторанчик, где она назначила встречу Боузу, был забит продавцами из магазина ковров на другой стороне автострады, но она выбрала столик подальше от столпотворения, за пластмассовым фикусом — каким-никаким поглотителем шума. Здесь как будто можно было спокойно побеседовать. Боуз, появившись, одобрительно кивнул.
Он был в цивильной одежде и в таком виде понравился Сандре больше: ему шли джинсы и белая рубашка, делавшая его еще смуглее. Она осведомилась, на работе он сегодня или у него выходной.
— На работе. Но я не всегда ношу форму. Я ведь из отдела расследования грабежей и убийств.
— Ух ты!
— Это не так романтично, как кажется. После Спина у нас прошла серьезная реорганизация. Отделы расформировывали и снова создавали, прямо как из деталей «лего». Я не детектив, а так, занимаюсь рутинной работой. И вообще новый человек в дивизионе.
— Но что вас связывает с Оррином Матером?
Он нахмурился.
— Сейчас объясню. Но сначала я бы хотел обсудить текст.
— Я заметила, что вы избегаете называть это «текстом Оррина». Не верите, значит, что он это сам написал?
— Я этого не говорил.
— Иными словами, хотите сначала услышать мое мнение, а уже потом поделиться своим. Ну что ж, начнем с самого очевидного. Вы прислали мне приключенческую повесть, действие которой разворачивается в будущем. Язык, которым она написана, резко отличается от речи Оррина. Сюжет повести не больно изобретательный, но нюансы человеческого поведения, которые в ней описаны, достаточно сложны и не похожи на то, что успел проявить за наше недолгое общение Оррин. Может быть, орфография текста подверглась исправлению, а если нет, то грамматика и синтаксис сильно отличаются от стиля речи Оррина.
Боуз кивнул, соглашаясь с этим.
— Но с заключением вы все-таки не спешите?
Подумав, она ответила:
— В общем-то, да.
— Почему?
— По двум причинам. Одна из них побочная. То, что автор — не Оррин, как будто очевидно, но тогда непонятно, зачем он так осторожничает, и для чего вам мое мнение… Вторая причина — профессиональная. У меня есть опыт общения с множеством людей, страдающих всякими психическими отклонениями, и я научилась не доверять первым впечатлениям. Бывают пленительные психопаты и очень разумные параноики. Поведение Оррина может быть напускным, возможно даже, что это сознательный обман. Вдруг он хочет, чтобы мы принимали его за дурачка, тогда как он вовсе не дурачок?
Загадочный взгляд, которым на нее смотрел Боуз, и его неуместная улыбка ее смутили.
