Игнац рассмеялся: утки все принимали всерьез. Разломав доску, он вернулся в дом. Кошки все шли за ним, и он закрыл дверь у них перед носом — одна все-таки ухитрилась проскользнуть внутрь, — присел перед железной печкой и принялся разводить огонь.
На кухонном столе, накрытая грудой одеял, спала его нынешняя жена Элси. Игнац знал, что она не встанет, пока он не приготовит кофе. Он не винил ее за это — в такое холодное утро никто не торопится вставать. Жители Гандитауна оживали ближе к полудню, за исключением тех гебов, разумеется, которые бродили всю ночь.
Из единственной в хижине спальни выглянул голый ребенок, да так и остановился с пальцем во рту, молча глядя на Игнаца, разжигающего огонь. За спиной ребенка гремел телевизор, в котором полетел блок изображения. «Нужно с ним что-то сделать», — подумал Игнац, но решил, что это не самое срочное. До того, как в Да Винчи Хейтс наладили прием программ со спутника, жизнь была проще.
Тут он вспомнил, что вчера задевал куда-то ситечко, но искать не стал, а принялся варить кофе. Он нагрел на пропановой плите кастрюлю воды, затем бросил в нее горсть кофе. Приятный сильный запах наполнил хижину, Игнац с удовольствием вздыхал его.
Он стоял у печи бог знает как долго, нюхая и слушая треск огня, согревающего хижину, и наконец начал понимать, что у него видение.
Он замер на месте, словно парализованный. Тем временем кошак забрался на раковину и принялся жадно пожирать какие-то объедки. Это зрелище и доносящиеся звуки смешивались с другими звуками и картинами. А видение становилось все сильнее.
— Хочу кукурузную кашу на завтрак, — заявил голый ребенок, по-прежнему стоя в дверях спальни.
Игнац Ледебур не ответил. Видение было таким отчетливым, что заслоняло собой действительность, и Игнац уже не знал, где находится — он не был ни здесь, ни там. А в категориях времени…
Ему казалось, будто то, что он видел, существовало всегда, но уверенности в этом не было. Может, оно вообще не существовало во времени, не имело начала и, независимо от того, что он делал, не имело конца, поскольку было слишком велико. Скорее всего, оно было из другого измерения
— Эй, — сонно пробормотала Элси. — Где мой кофе?
— Подожди… — ответил он.
— «Подожди»? Я его чувствую, так где же он, черт побери? — Она попыталась сесть, раскидывая вокруг одеяла. Женщина была голой, груди ее болтались. — Я чувствую себя ужасно, словно вот-вот сблюю. Твои дети, наверное, в ванной. — Она слезла со стола и, покачиваясь, пошла в ванную. — Что ты стоишь столбом? — подозрительно спросила она, остановившись у двери.
— Оставь меня в покое, — сказал Игнац.
— «Оставь в покое»? Черт возьми, ты же сам предложил, чтобы я здесь поселилась. Мне и у Фрэнка было хорошо.
Она вошла в ванную, и громко хлопнула дверью. От удара та открылась вновь, и женщина придержала ее ногой.
Видение ушло. Игнац разочарованно повернулся, взял котелок с кофе и отнес на стол. Он достал две кружки и наполнил их горячим кофе. Разбухшие крупинки плавали на поверхности.
— Что это было? Очередной из твоих так называемых трансов? Ты что-то увидел? Может быть, Бога? — Отвращение перло из нее. — Мало того, что я вынуждена жить с гебом, так у него еще, оказывается, бывают видения, как у шиза. Ты геб или шиз? Воняешь-то ты как геб, так что решай. — Она спустила воду и вышла из ванной. — К тому же, ты выходишь из себя так же быстро, как ман. Что мне больше всего в тебе не нравится, так это твоя вечная раздражительность. — Она взяла свой кофе и начала пить. — В нем полно мусора! — со злостью крикнула женщина. — Опять ты потерял ситечко!
Сейчас, когда видение ушло, было трудно вспомнить, что же именно ему привиделось. Это была не единственная проблема с видениями; он постоянно спрашивал себя, насколько они связаны с реальностью.
— Я видел чудовище. Оно наступило на Гандитаун и раздавило его. — Ему было неприятно, он любил Гандитаун больше любого другого места на спутнике. А потом он почувствовал страх, какого не испытывал никогда в жизни. Он ничего не мог поделать, не было ни малейшей возможности остановить бестию. Она придет и истребит их всех, даже могущественных манов с их хитроумными изобретениями, даже паров, пытающихся защищаться и от реального, и от выдуманного.
Но в этом видении таилось нечто большее.
Кроме чудовища, была еще проклятая душа.
Он увидел ее, когда она выползла в мир — блестящий, покрытый плесенью студень. Все, чего она касалась, разлагалось, даже голая земля, трава и деревья. Чашка этого «чего-то» могла уничтожить всю вселенную, и принадлежало оно человеку. Существу, которое хотело…
Итак приближались два источника зла: чудовище, уничтожившее Гандитаун, и проклятая душа. Они шли порознь, каждое своим путем. Чудовище было женщиной, проклятая душа — мужчиной. И еще…
Он зажмурился. Эта часть видения испугала его сильнее всего — эти двое должны сцепиться насмерть. Это будет не борьба добра со злом, а всего лишь жестокая схватка двух созданий, из которых ни одно не может быть правым.
Битва может закончиться смертью одного из них, но схватятся они здесь, в этом мире. Они идут сюда и продолжат здесь свою вековечную войну.
— Приготовь яйца, — сказала Элси. Игнац принялся ворошить мусор у раковины в поисках коробки с яйцами.
— Тебе придется вымыть сковородку, — добавила женщина. — Я сунула ее в раковину.
— Хорошо.
Он пустил холодную воду и принялся тереть жирную сковороду комком смятых газет.
«Интересно, — подумал он, — могу ли я повлиять на исход этой схватки? Поможет ли добро, оказавшись меж двух зол?»
Он мог бы собрать все свои душевные силы и попробовать. Не только для блага спутника, но и ради этих двух существ, чтобы освободить их от бремени.
Идея эта захватила Игнаца, и он молча обдумывал ее, чистя сковороду. Не было смысла говорить об этом Элси — она просто пошлет его к дьяволу. Она ничего не знала о его силе, а он никогда ее не демонстрировал. Бывая в нужном настрое, он мог проходить сквозь стены, читать мысли, лечить болезни или вызывать их у плохих людей, влиять на погоду, наводить чары на урожай. Он мог делать почти все, но лишь в подходящем настроении… Оттого его и почитали за святого.
Даже подозрительные пары видели в нем святого. И все прочие на спутнике, включая вечно занятых обидчивых манов… когда те отвлекались от своих дел достаточно, чтобы его заметить.
Только он один мог спасти мир от этих двух существ, Игнац знал это. «Это мое предназначение», — подумал он.
— Это не мир, а всего лишь спутник, — вдруг сказала Элси с мрачным презрением. Она стояла у печи для сжигания мусора, надевая то платье, что носила накануне. Она ходила в нем уже неделю, и Игнац с удовлетворением подумал, что она медленно, но верно становится гебой. Многого для этого не требовалось.
