— О боже, чего только дети не наслушаются по телевизору, — смущенно сказал ее отец.
— Ну, я из Эринмор, — пугливо ответил Лобенчью. — И у нас больше семисот солнц.
Странно, но наиболее важная тема при знакомстве до этого не затрагивалась. Напье сказал:
— Белмонт.
Кэродайн сказал:
— Шанстар.
Худощавая женщина:
— Делев.
Напье продолжал старую историю о том, как во всей исследованной галактике свирепствовала война, как она выжгла сама себя, и как люди прорвались в эту часть, ближе к центру, оставляя за собой свой мир под названием Земля, которая все еще была там, вращалась вокруг своего маленького солнца.
Сыновья и дочери Земли ушли на свежие пастбища, и лучшие из них выжили, но только лучшие, только те у кого была золотистая кожа. Все остальные, нехорошие, испорченные, белые и черные, желтые, коричневые и красные, вымерли. И, в конце концов, один человек с белым лицом взорвал Землю.
— Почему? — спросила Джинни.
— Этого никто не знает, моя дорогая. Но так как Земли никогда и не было, это не очень и важно.
— Папа сказал, что он сделал это в отчаянии. И у него было смешное имя, которое подходило к его смешному белому лицу. — Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить.
Напье быстро сказал:
— Никто не хотел беспокоиться о том, что осталось за Распадом, Джинни. Все там было расчищено, и мы все начали заново. И никто никогда не ходит в Распад, и оттуда никогда ничего не приходит.
Лобенчью зашевелился:
— А вот забавный случай. Когда в прошлом году я был на границе Распада, там ходил рассказ, что из Распада однажды пришел какой-то корабль…
— Нет!
— Вы шутите!
— Вздор!
— Что ж, — сказал Лобенчью, — я понимаю, в это трудно поверить, но об этом много говорили. Какой-то корабль вышел из Распада и исчез в нашей части Галактики.
— В прошлом году? — спросил Кэродайн. — В чьем исчислении, мистер Лобенчью?
— Ну разумеется Эринмора. Постойте — около пятисот дней Хораки, так наверное.
Кэродайн подсчитал.
Джинни подпрыгивала от нетерпения. Ей это все было совсем не интересно.
— А этот человек, который взорвал Землю миллион лет назад, — говорила она, — этот человек со смешным белым лицом. Как его звали?
Напье придвинул малышку к себе, и Кэродайн не видел его лица. Но слышал, что он сказал.
— Его, Джинни, звали Кэродайном.
Дэйв Кэродайн сидел на краю кровати. Одномиллиметровый лучевой ударник, продолжительность одна сотая секунды, пятьдесят восьмая модель, сделан на Рагнаре, лежал разобранный на промасленном куске пластиковой ткани. Он методично чистил каждую деталь, поднимая ее осторожным касанием, которое больше подходило бы для игры на каком-нибудь музыкальном инструменте, чем для подготовки разрушительного оружия, которое могло быть использовано в любой момент. Во время работы он беззвучно насвистывал сквозь зубы.
Воспользовавшись тем, что девочку со слезами увели спать, он, извинившись, тоже оставил компанию. Сейчас он пытался разобрать несколько фактов.
Как далеко вглубь времен уходило имя Кэродайн, он понятия не имел. Он даже не был уверен, что Кэродайн, распространивший сообщение о том, что Земля взорвана, в действительности был одним из его предков. Это была просто приятная мысль, не более того.
Тем не менее, одна вещь несомненно порадовала бы этого давно умершего человека. Среди новых империй человечества в Галактике не просто сообщалось о разрушении Земли — Земля превратилась в легенду, миф, сказку для детей! Никто и не верил, что Земля когда-то существовала. Что, в свое время, заставило бы старого Кэродайна улыбнуться от удовольствия. Его замысел работал лучше, чем он сам мог себе представить.
Проблема же была в том, что сейчас, в настоящее время, призраки той мертвой Земли восставали из небытия и преследовали нынешнего Кэродайна. Он закончил сборку Ударника, щелкнул предохранителем и сунул его под рубашку.
Когда Напье зашел, Кэродайн спросил:
— Вы были только один, Напье? Или они послали еще Дэвида Иннеса и Греустока?
Напье осторожно закрыл дверь. Его широкое, мощное тело в этой маленькой каюте напоминало зверя в клетке. Он сел.
— Нет, Кэродайн. Они послали меня. Вы заметили — я вас называю просто.
— Итак, вы нашли меня. Что теперь?
Напье откинулся назад. Человек, который побледнел и вспотел, когда ему сказали, что его поиски закончились, пропал; на его месте был хладнокровный, уверенный, расчетливый работник.
— Вы мне нравитесь, Кэро…
— Вы наслушались слишком много сказок, Напье. Кэродайном звали человека, который по древним легендам взорвал Землю. Я обыкновенный мистер Джон Картер. Не забывайте.
Напье понял. Прослушивание, возможно, тоже было в его компетенции.
— Так я говорю, вы мне нравитесь, Картер. Извините за имя. Эта девушка озорной чертенок. Когда-нибудь она обведет кого-то вокруг пальца.
— Не сомневаюсь. Можете проклинать судьбу, что не родились на тридцать лет позже. Что до меня, то я устал и ложусь спать.
Замешательство было недолгим. Затем Напье проворчал что-то и, нагнувшись, начал стаскивать туфли.
— Вы правы. Мы можем поговорить завтра. Нам придется повременить недельку с нашим делом и заняться этой девчушкой.
— Да-да.
Они оба приготовились ко сну. Ворочаясь, чтобы устроиться поудобнее, Кэродайн щелкнул фотоэлементом и выключил свет. Что ж, возможно они смогут найти место, чтобы поговорить, где-нибудь на этом ужасном корабле, который прослушивался сверху донизу.
Если только Напье не был подослан, чтобы убить его.
Смысл в этом был, и смысл большой.
Многое зависит от того, что за человек этот Напье. Если он фанатик, тогда он может убить Кэродайна прямо здесь, сейчас, и плевать ему на последствия. Скандал между пассажирами с разных звездных групп на борту корабля Хораки не вызовет большого интереса у работников местного правосудия; они вполне равнодушно могут принять это дело и осудить убийцу у себя или выслать его обратно домой, чтобы его предали суду там. В любом случае, от правосудия Напье не уйти.
Поэтому он мог подождать пока на Альфа-Хораке не представится более удобный случай.
Или он мог сделать так, чтобы это походило на убийство, совершенное кем-то другим, или на несчастный случай.
Кэродайн закрыл глаза и заснул.
Напье выполнял приказ. Кэродайн почему-то думал, что этот приказ предписывал разговор с предполагаемой жертвой до исполнения приговора.
Положение не улучшалось. Два человека делили тесную каюту на борту звездного корабля, причем один предполагал, что второй может его убить. Неизвестный, очевидно, нервничал, возможно, он тоже представлял, что его убьют первым. Что окончательно делал положение невыносимым, так это то, что они не могли говорить в открытую. Они постоянно, хотя и не могли этого доказать, ощущали, что находились под надзором. Любая комната, любая щелочка прослушивалась. Все, что они говорили в каюте, в холле, в коридорах, проходило в отделы контроля, чтобы там все это было механически и при помощи электроники записано и подготовлено для тщательного анализа сотрудниками безопасности. Нет, говорить они не могли. И от этого у обоих портилось настроение.
