На Пхаедрию он не обращал никакого внимания.
В конце концов, когда мы подошли достаточно близко, Дэвид метнул копье.
Стеклянное острие проехало по ребрам, но гладиатор, мгновенно изогнувшись, сумел схватить древко копья. Я ударил своим оружием, но промахнулся. Пока я старался сохранить равновесие, четверорукий уже
- 32
замахивался на Дэвида. Я наклонился и сделал выпад. Не знаю, попал я или нет, но тут послышался страшный крик Дэвида. Очевидно, гладиатор нанес ему рану копьем. Я заметил, как Дэвид пытался зажать рану, но между пальцами сильной струей била пости черная в тусклом освещении кровь. Я отбросил свое копье и кинулся к нему. Гладиатор мгновенно оказался на моем пути, навалился на плечи. Все четыре его руки схватили меня. Он радостно улыбался. Я был уверен, что через мгновение буду задушен, но, очевидно, забавляясь, раб двумя руками начал отгибать мою голову назад.
На помощь мне пришла Пхаедрия. Я, признаться, не ожидал этого. В мою свободную руку она вложила копье Дэвида со стеклянным наконечником, и я ударил им прямо в горло гладиатора. Острое стекло разрезало ему кожу, аорту, трахею...
Подхватив Дэвида, мы ушли без денег и без знаний, которые я хотел получить, осмотрев тело раба.
Кое-как я сумел притащить Дэвида домой, сказав мистеру Миллиону, что он упал, когда мы играли в саду. Сомневаюсь, что он поверил в это.
* * *
Есть еще одно дело, связанное с этим "приключением", то есть убийством
После ухода я сделал открытие, которое произвело на меня тогда очень сильное впечатление и постоянно искушает рассказать сразу о нем.
Однако, сначала я опишу то, что может быть только провидением. В конце концов, это трудно объективно оценить, чтобы утверждать что-то с уверенностью.
Когда я наносил гладиатору последний удар, мы были с ним лицом к лицу. По-видимому, под влиянием света, падавшего из высоко расположенных окон за нами, я увидел в его зрачках отражение своего лица.
И тут мне показалось, что это лицо очень походит на мое. С тех пор я не могу забыть его. Ведь доктор Маршх как-то говорил, что можно создать любое количество идентичных особей благодаря клонированию. И почему тогда отца считают торговцем детьми?
Выйдя из заключения, я старался отыскать след моей матери. Я всюду искал ту женщину с фотографии, которую показала мне тетка, но вскоре пришлось смириться с фактом, что фотография была сделана очень давно, может быть, даже на Земле.
Открытие, о котором я уже говорил, я сделал после убийства раба. На дворе стояла середина лета. Поскольку мы очень волновались за Дэвида и лихорадочно пытались объяснить причину увечия брата, я не думал об этом. Помню, что раньше деревья были почти лишены листьев. Сейчас же было тепло, воздух наполняла типично летняя влажность. В покрытых листвой деревьях пели птицы. Фонтан в нашем саду извергал из своих недр теплую воду, которая будет литься до самых заморозков. Когда я тащил Дэвида по тропинке к дому, то остановился передохнуть у этого фонтана. Машинально я сунул руку в бассейн и тут же отдернул. Вода была теплой. Мои шутки с памятью, сопровождаемые потерей сознания, продолжались очень долго, всю зиму и весну. Я ощутил себя странно потерянным.
Когда мы вошли в дом, мне на плечо вскочила обезьянка отца. Потом мистер Миллион объяснил, что она принадлежит мне, что этот зверек приручен мною. Я не узнал ее, но, судя по ее поведению, она хорошо знала меня.
- 33
С тех пор я опекаю Попо. Когда я был в заключении, за ней ухаживал мистер Миллион. В хорошую погоду она взбиралась по серым, обшарпанным стенам нашего дома. Когда я замечаю ее сгорбленную фигурку, бегущую по парапету, мне кажется, что отец жив и вот-вот позовет меня к себе в библиотеку.
Отец не вызывал врача для брата и занимался им сам. Если он и пытался узнать, где Дэвид так поранился, то ничем не выказывал своего любопытства.
Лично я считаю, он думал - хотя теперь это не имеет никакого значения, - что это я чем-то ткнул его во время драки. Я говорю так, поскольку с того времени ничего не боялся и провел немало лет в обществе отчаянных преступников.
С того времени, как с Дэвидом случилось несчастье, отец начал относиться ко мне с опаской. Не знаю, чем это было вызвано, может быть, я совершил или сказал что-то такое во время выпавшей из моей памяти зимы, но наши ночные встречи прекратились.
пхаедрия, тетка и мистер Миллион очень часто навещали Дэвида. Его комната стала чем-то вроде места встреч. Только иногда этим встречам мешал отец. Потом стала приходить Меридоль. Она была маленькой, милой блондинкой, и я очень полюбил ее. Часто я провожал ее домой.
На обратном пути я останавливался возле невольничьего рынка, как бывало раньше с мистером Миллионом и Дэвидом, чтобы купить сэндвич, чашку сладкого кофе и поглазеть на торги. Нет ничего интереснее, чем лица невольников. Я присматривался к ним с любопытством исследователя.
Прошло много времени, может быть, месяц, пока я понял, почему это делаю.
На площадь привели молодого юношу, раба для уборки улиц. Лицо и плечи его покрывали шрамы от бича, зубы были выбиты. Я узнал его. Лицо в шрамах было моим лицом и лицом моего отца!
Я хотел купить его и освободить, однако, на мой вопрос он ответил так услужливо и так типично для раба, что я отвернулся, огорченный.
В тот вечер отец приказал мне прийти в бибилиотеку. Это было впервые после того, как Дэвид получил ранение.
Я сидел и присматривался к нашим отражениям в зеркале, прикрывавшем вход в лабораторию.
Он выглядел моложе, чем был в действительности, а я старше. Мы могли бы быть одним и тем же человеком. Когда он повернул ко мне лицо, то над его плечом я не увидел отражения своего. Были видны только его и мои руки. Мы вполне могли быть четвероруким гладиатором. Не могу вспомнить, кто первым подал мысль убить его. Я только вспоминаю, что в один из вечеров, когда я проводил Меридоль и Пхаедрию домой и готовился ко сну, внезапно мне в голову пришла мысль, что мы только что об этом говорили, сидя с мистером Миллионом и теткой возле кровати Дэвида.
Конечно, мы не говорили в открытую.
Быть моэем, мы даже сами себе не хотели признаться в этих мыслях. Тетка вспомнила о деньгах, которые где-то спрятал отец, а Пхаедрия о яхте, огромной, как дворец. Дэвид смеялся и говорил, что все волнения в мире идут только от денег.
Я же ничего не говорил, а думал о часах, неделях и месяцах, которые ОН украл у меня. Я думал об уничтожении моей личности, которую из ночи в ночь ОН методически уродовал.
Я думал о том, что сегодня ночью могу пойти в библиотеку, а прийти в себя уже стариком.
- 34
Мне стало ясно, что нужно сделать, причем немедленно, потому что если я скажу ему об этом, когда буду корчиться на кожаном диване в наркотическом сне, то он прикончит меня без малейших колебаний.
