И возможно ли вообще растопить Антарктиду "зелёных"?
На этом месте мои гениальные мысли были грубо прерваны. Окончательно оголодавший ночной садовник спустился наконец с дерева и заинтересованно лезет в мои припасы.
– Э! Э! Зверь, это не тебе! – я решительно отнимаю у животного свою добычу. Садовник разочарованно фыркает – поду-умаешь, набрал недозрелой зелени да ещё и жадничает... Где-то тут валялся "персик", как помнится...
И только тут я замечаю, что даже мои ангельские глаза уже не в силах разглядеть пляшущие на дне источника песчинки. Блин горелый, сейчас стемнеет мигом!
И поскольку с грузом взлететь с крохотной полянки при роднике невозможно, я начинаю карабкаться на дерево, как типичная земная макака, держа корзинку с розовыми грибами в зубах, плюс в левой ноге авоську с фруктами. Оставшиеся три конечности обеспечивают мне довольно уверенный подъём, и вот я уже срываюсь с верхушки кроны, ловя встречный ветер и отчаянно молотя крыльями. Земля проваливается вниз, я на лету перехватываю в руку авоську, выравнивая балансировку. Нет, определённо я научился неслабо летать.
"Ау, любимый! Я закончила работу, а ты как?"
"Задание выполнено! А ты сомневалась?"
"Лучше поздно, чем никогда" – врывается в наш семейный диалог шелестящий смех. – "Извини, Рома, это Уин. Я не хотел перебивать ход твоих мыслей у ручья. Но очень уж кушать хочется"
"Присоединяюсь" – и я догадываюсь, что это Биан.
"Ребята, сейчас я вас спасу от голодной смерти!"
* * *
– Ага, поймала, поймала!
Нечаянная радость трепыхается в крепких ручках Мауны-младшей, криками выражая своё возмущение свершившимся коварством. Действительно, на сей раз для поимки летучей сони была применена военная хитрость – доча запустила летающий мячик, отвлекший внимание зверюшки, и вот результат... Так-то, зверюха. Уже не под силу тебе тягаться умом и сообразительностью с маленьким ангелом.
Сегодня мы опять отдыхаем всей семьёй. Собственно, отдыхаем мы с Ирочкой, возлежа рядышком в северной, тенистой комнате, любясь видами сквозь ячейки сетки. Мауна и Нечаянная радость заняты подвижными играми.
– Папа, а почему мячик без крыльев, а летает? – спрашивает дочура, прижимая к себе и успокаивая зверюшку.
– Ну... – я застигнут врасплох. – Антигравитация...
– Внутри?
– Ну да...
"Давай-давай, заливай ребёнку" – в глазах жены смешливые огоньки. – "А как происходит перемещение по нужной траектории? М-м?"
– Папа не прав? – улавливает Мауна, не забывая цепко удерживать зверюшку.
– Ну, не то, чтобы совсем не прав... – смеётся моя ненаглядная. – Доча, я же вижу все твои мысли. Уверяю тебя, если ты втихую разрежешь мячик, чтобы съесть антигравитацию и научиться летать без крыльев, ничего не выйдет. Мячик испортится, твой прапрадедушка обидится, что ты так обошлась с его подарком, и больше тебе ничего дарить не будет. Тебе это надо?
– Нет... – грустно вздыхает Мауна. – Этого мне не надо. Я хочу летать.
Она отпускает Нечаянную радость, и зверюшка вспархивает на настенную икебану.
– Все могут летать. Одна я не могу, – я чувствую, что дочь сейчас разревётся.
– Ну-ка, иди сюда, – жена сдвигается чуть в сторону.
Эмоции Мауны смещаются в положительную сторону. Она решительно размещается между папой и мамой, и Ирочка бесшумно накрывает всю компанию одним крылом. Нам всем тепло и уютно.
– Когда я была маленькая, как ты сейчас, я тоже очень хотела летать, – вздыхает жена. – Придётся тебе потерпеть, Мауна. Поверь, это совсем не так долго, три года...
– Целых три года! – дочура округляет глаза. – Вам хорошо говорить, вы уже ого-го сколько живёте!
– Ну ничего... – Ирочка гладит дочку, целует. – И ты будешь ого-го сколько жить, и ещё сверх того много-много... и все мы будем...
Она говорит по-ангельски, таким изумительным ласково-воркующим голосом, каким ни с кем больше не разговаривает, даже со мной. Этот голос появился у неё только после рождения Мауны, и существует только для Мауны...
"Рома, и о чём ты думаешь в столь ответственный момент? А ну, немедленно начинай хвалить дочь!" – в глазах моей ненаглядной бесится смех.
"Я готов!" – встряхиваюсь я.
– Вы обе самые красивые у меня! – святую правду вообще говорить в лицо легко и приятно.
– А кто красивее? – спрашивает дочура, нежась под двумя парами любящих рук.
– Ну-у... Мама, конечно, крупнее. И некоторые места у неё пока что крепче, – для пущей убедительности я похлопываю жену по наиболее крепким местам. – Но ты всё же красивее, доча.
– Да-а... – лепечет вконец разнежившаяся дочура. – У мамы такие крылья... красивые... большие...
– Так и у тебя скоро будут! – совершенно искренне говорю я. – Три года, это же тьфу! Ты уже больше прожила!
"Рома, Иолла, Мауна, здесь Уэф. Можно посетить ваше жилище?"
– Деда! – дочь вскакивает, как пружинка, выскальзывает из-под маминого крыла. – Можно, деда, можно! Мама-папа совсем даже не занимаются сексом!
– А чем же они в таком случае занимаются? – в фиолетовых глазах Уэфа, возникшего прямо в центре комнаты, тлеют насмешливые огоньки.
– Они занимаются моим воспитанием! Хвалят меня и ласкают, вот! – докладывает деду внучка.
– Доброе дело! – одобрительно говорит дед, поудобнее размещаясь на вырезанном видеотехникой круге ковра, только цветом отличающегося от нашего домашнего. – Ну здравствуйте, мои родные!
– Здравствуй, папа! – хором говорим мы с Ирочкой, садясь по-турецки, рядышком, как примерные детишки. Смеёмся все трое.
– А где бабушка? – ревниво спрашивает малышка.
Уэф огорчённо разводит руками, вздыхает.
– Не успела. Но вы не расстраивайтесь все, минут через десять она закончит, и я вас соединю. Она в Крыму сейчас, вместе с Иого, – это уже нам с Ирочкой.
– Значит, всё-таки решили? – жена блестит глазами. – Именно в Крыму? Кавказ рядом...
– Всё же в Крыму, – вздыхает Уэф. – Конечно, с маскировкой подлинная головная боль, туристы кишат летом... Однако база должна всё же находиться в своей зоне ответственности. На Кавказе своя, а на Украине теперь своя будет. Ну ничего, там в этих горах, которые яйлами кличут, ещё есть вполне укромные места.
Уэф помолчал.
– Вообще-то давно пора выделить было. Не Советский Союз, там теперь такая головная боль...
– Иого координатором? – спрашивает Ирочка. – Как же ты без него?
– А он и так последнее время почти всё время в тех местах обитает, – усмехается папа Уэф. – Так вот и пусть берёт и работает официально, со своим штатом... Пойдёшь ко мне, дочка? – внезапно спрашивает он.
– Вместо Иого? – Ирочка блестит глазами, и я ощущаю её чувства: желание, озабоченность и опаску. – Замшей у тебя, угу... Ты меня в тугую спираль завьёшь, папа.
