Гораздо более серьезная опасность нависла над верховьями. Поток лавы мог запрудить реку. Неожиданно возникшая плотина грозила превратить всю долину реки выше ущелья в ненужное водохранилище. Кроме того, было бы погублено рыболовство. В летнее время в верховьях мечет икру дорогая красная рыба: кета, горбуша, кижуч, чавыча. Как известно, рыбы эти мечут икру только там, где они сами родились. Плотина отрезала бы их от родных ручьев.
Очередная выходка вулкана превратилась в хозяйственную проблему. Грибов послал тревожные телеграммы в районный центр и в Петропавловск. После этого на станцию зачастили гости: рыбники, гидрологи, инженеры, приехал даже один из секретарей обкома – Иван Гаврилович Яковлев.
Яковлев родился на Камчатке и прожил здесь всю жизнь. Отец его был русским – ссыльнопоселенцем, мать – корячкой. От матери Яковлев унаследовал круглое скуластое лицо, небольшой рост и узкие, как будто хитро прищуренные глаза.
За несколько часов Яковлев перезнакомился со всеми сотрудниками станции, поговорил с каждым в отдельности, потом отправился с Грибовым в ущелье и по дороге сказал:
– Очень повезло тебе, начальник. Замечательный народ у тебя, золотые люди, один к одному. Помощница твоя, муж ее и летчик… А девушка эта – моя землячка – у тебя одна за семерых. Уйдет учиться – семь человек на ее место придется взять. И вообще не понимаю, где у тебя глаза. Думаешь, вернешься в Москву, найдешь лучше? Как бы не так. Такие цветы не растут на асфальте.
Грибов покраснел и поспешил переменить тему.
– Все у вас замечательные, Иван Гаврилович. А народ-то разный. Спицына действительно ценный работник, а муж ее гораздо слабее. Ему помогать приходится.
Яковлев помолчал, искоса поглядывая на собеседника, как бы взвешивая его, потом продолжал гораздо более сдержанно:
– Я понимаю, ты слушаешь меня и думаешь: «Экий дядя восторженный, все ему нравятся, всех он хвалит». А на самом деле здесь не восторженность, а метод. Кто мы с тобой по должности? Руководители – организаторы людей. У тебя на станции четыре человека, ты можешь изучать их не торопясь, во всех подробностях. А у нас часто бывает так: приходит к тебе в кабинет человек, требует совета, помощи, указаний… А что он за человек? Тут не до подробностей. Ищешь главное. А главное – это умение приносить пользу Родине, народу, всем советским людям. Вот это качество я вижу почти у всех, потому и говорю – «какие замечательные люди!». Конечно, один горит, а другой коптит, как это говорится в учебнике: «коптящим пламенем без доступа воздуха». Но это уже моя обязанность вывести человека на чистый воздух, мозги продуть, если потребуется, чтобы человек загорелся, засверкал, осветил бы все вокруг. А когда ты зажег человека, понял, чем он хорош, тогда поставь второй вопрос: «Чем он плох? Доведет ли дело до конца, не испортит ли?» Но это вопрос второй, с него начинать нельзя. Сначала нужно сдвинуться, потом уже тормозить. А если с самого начала тормозить, никуда не уедешь. Такое правило на Камчатке. Как в других местах – не знаю.
– А если поедешь не в ту сторону?
– Для того и поставили тебя начальником, чтобы не спутал направление. Но я вижу, тебе об этом думать не пришлось. Ты получил людей готовенькими, хорошее в них не растил, плохое не гасил. Тогда советую присмотреться: плохое тоже во всяком есть, может и подвести.
– А что плохого во мне?
Яковлев погрозил пальцем.
– Я же говорил – начинаю с хорошего. Хорошее вижу: в своем деле мастер, дело любишь, знаешь. А ругать в первый день не буду. Присмотрюсь – скажу. Подумаю о тебе, я к людям любопытный.
В ущелье Яковлев долго стоял, глядя, как трескается полузастывшая лава и валятся в реку темнокрасные пласты, вздымая каскады брызг и клубы сырого пара.
– Каково! – воскликнул он. – Экая сила, прет и прет. Богатырская природа. Так и хочется, засучив рукава, схватиться с ней – кто кого!
– Кратер выбрасывает миллион кубометров в сутки, – заметил Грибов. – Конечно, сюда не доходит все, примерно, десятая часть. Гидролог был у нас вчера, он говорит, через неделю река будет запружена.
– Подумай, сто тысяч кубометров в сутки! Мы строим сейчас три плотины, но такой производительности нет нигде. За неделю запрудить такую реку! Как же нам все-таки спасти ее, товарищ начальник?
– Вчера мы советовались с инженерами, – сказал Грибов. – Мы полагаем, выход есть. Конечно, никакими стенами лаву не остановишь Но если взорвать несколько бугров, лава свернет на старый путь – к востоку.
– Но там, на востоке, другая излучина той же реки.
– Двадцать пять километров лава не пройдет.
– Почему не пройдет?
– Извержение идет на убыль, – сказал Грибов, подумав – Пожалуй, можно подсчитать, сколько лавы вытечет из кратера. Я попытаюсь сделать это.
– Тогда условимся так, – решил Яковлев: – завтрашний день тебе на расчеты Послезавтра утром ты прилетаешь в Петропавловск с докладом. Мы устроим совещание и обсудим твое предложение. Итак, послезавтра в 11 утра.
НАЧИНАЮЩИЙ конькобежец чувствует себя на катке прескверно. На льду и так скользко: того и гляди, упадешь. А тут еще для вящей неустойчивости к ногам подставлены узкие и шаткие стальные пластинки. Новичок напрягает каждый мускул, чтобы сохранить равновесие. О скорости нечего и думать. Лишь бы доковылять до раздевалки, снять предательские коньки, освободить натруженные ноги.
В первые недели аппарат тяготил Грибова. Каждое измерение доставалось ему с трудом, результаты их ничего не давали. Грибову очень хотелось сбросить «коньки» и встать на собственные ноги. Основные исследования он вел прежними, привычными методами. Работа с аппаратом была добавочной и бесполезной нагрузкой.
Но понемногу пришло мастерство, он разобрался в тонкостях, стал срастаться с аппаратом, «трехлучевые коньки» стали продолжением его тела. И вот уже Грибов взялся решить задачу, без аппарата невыполнимую: узнать, сколько лавы вытечет из вулкана и когда примерно прекратится извержение.
Работы оказалось по горло. Вечер Грибов провел над старыми дневниками съемок, на следующий день вылетел на вулкан, вернулся к ужину и сказал Катерине Васильевне:
– Приготовьте мне черного кофе побольше. Буду считать всю ночь.
Он ушел в лабораторию и закрыл за собой дверь.
Нужно было спешить с расчетами. Минут через двадцать в дверь тихонько постучали. Вошла Тася, поставила на стол кофейник и тарелку с горячими пышками.
– Может, вам прилечь на часок, – сказала она заботливо. – Вы и прошлую ночь не спали. На свежую голову лучше считать.
– Ничего не поделаешь, Тасенька. Сроки.
– Ужасно гонят они с этими сроками. Дали бы еще день.