Сняв перчатки для верховой езды, он нежно взял ее руки в свои.
— Я должен сражаться. Ты видишь владения моих предков, это земля, на которой я родился. Многие рыцари приехали сюда издалека, чтобы защитить Францию. — Он подумал о короле Джоне из Богемии. Слепой рыцарь сражается в самом сердце схватки. — Разве я могу уйти?
Ее пальцы переплелись с его пальцами, словно она все еще надеялась удержать Рейнарда.
— Какое это имеет значение, если все вы погибнете? Если твоя земля будет долгие годы принадлежать англичанам?
— Но это будет иметь значение, — мягко возразил он. — Мой долг состоит в том, чтобы защищать свою землю до самой смерти. Стоит мне отступить, и вся моя жизнь окажется неправильной.
Руки Эмбер расслабились.
— Да, я знаю. Есть поступки, не совершить которые мы не имеем права, иначе потеряем себя.
Угроза сожжения на костре не заставила ее отказаться от прививок детям.
Он не мог бежать с поля брани, как она не могла оставить в опасности детей.
Он поцеловал Эмбер, и она соскользнула с крупа Купидона, продолжая держать Рейнарда за руку.
— Подожди меня здесь, — сказал он ей. — Постарайся никому не попадаться на глаза. Когда все закончится, клянусь, я отведу тебя на место встречи.
Теперь у него нет дома, где она могла бы жить.
Эмбер молча кивнула, но Рейнард понял, что она с ним прощается. Она не верила в его возвращение. Она не плакала, но ее лицо смягчилось, и она смотрела на него так, словно хотела навсегда запомнить Рейнарда де Мэя, сеньора де Фонтен.
В долине, разделяющей две армии, зазвонили вечерние колокола.
Рейнард отпустил руки Эмбер, отвязал седельные сумки и протянул ей. Потом он взял поводья и поскакал через речушку, которая дала ему имя.
На берегах Мэй топтались войска ополчения и толпы возбужденных крестьян, которые приветствовали Рейнарда, когда он проезжал мимо них. Многие поднимали к небу мечи и кричали:
— Убей! Убей! — Однако сами старались оказаться подальше от англичан.
Проскакав мимо почерневших развалин своего особняка, он нашел Королевский авангард на лугу между Эстрэ и Фонтен-сюр-Мэй. Гримальди выстроил впереди своих генуэзских арбалетчиков, которые явно не рвались в бой — они утверждали, что дождь намочил тетиву.
— Мы не можем сейчас сражаться, — заявил итальянец.
— Что же вы здесь делаете? — проворчал Рейнард, которому не терпелось найти свои пять копий.
— Король Филипп приказал сделать остановку, чтобы подождать подхода основных частей, но никто не выполнил приказа. Войска продвигались все дальше и дальше — всем хотелось разбить лагерь поближе к англичанам. Граф д'Аленсон велел нам не останавливаться, поэтому мы будем вынуждены участвовать в сражении, хотим того или нет.
Все, как обычно. Граф до сих пор расстроен тем, что упустил возможность заняться грабежом в Бланк-Таке. Рейнард огляделся в поисках знамен короля Богемии. Его пять копий, скорее всего, присоединились к Слепому Джону, если только им не хватило ума отправиться по домам.
— И он повесил вашего валлийца.
— Что? — Рейнард повернулся к итальянцу.
— Граф д'Аленсон повесил вашего валлийца. Я пытался его остановить, — пустился в объяснения Гримальди, — но...
Рейнард кивнул. Д'Аленсон скоро позаботится о том, чтобы они все погибли.
— Я хочу найти короля Джона, — сказал Рейнард итальянцу. Осуществить своего намерения он не успел. Тяжелая кавалерия графа д'Аленсона давила на пеших генуэзских лучников, вынуждая их спуститься в долину. Рейнарду пришлось двинуться вместе со всеми вниз по склону. И тут небо неожиданно потемнело. Тучи закрыли солнце, огромная стая ворон с пронзительным карканьем поднялась над деревьями. Разом полил дождь, мгновенно и окончательно промочив тетиву арбалетов. Оставалось надеяться, что английские луки пострадали не меньше.
Однако ливень быстро прекратился, и выглянуло летнее солнце, осветившее испуганные лица солдат.
— Хороший знак! — закричал Гримальди. — Мы их сметем, как лучи солнца прогнали тучи.
Ничто не звучит так фальшиво, как неверно понятое знамение. Рейнард наблюдал за тем, как генуэзцы наступали на врага. Выйдя на расстояние арбалетного выстрела, они издали боевой клич, надеясь напугать англичан. Те даже не соизволили ответить. Тогда итальянцы завопили вновь. И опять со склона не последовало никакого ответа. После третьего крика итальянцы дали залп из своих намокших арбалетов.
Рейнард увидел, как английские лучники молча вышли вперед и сделали по первому выстрелу. Стрелы длиной в ярд обрушились на итальянцев, пробивая насквозь доспехи. Даже шлемы оказались недостаточной защитой от такого страшного оружия. Через несколько секунд итальянская пехота обратилась в бегство, в ужасе бросая бесполезные арбалеты.
Вот вам и дождь, испортивший луки англичан...
Вместо того чтобы раздвинуть ряды конницы и пропустить бегущую пехоту, кавалерия графа д'Аленсона бросилась вперед, топча собственных союзников. Рейнарду лишь с большим трудом удалось удержаться на склоне. Он услышал, как граф д'Аленсон крикнул:
— Убивайте мерзавцев, они мешают нам наступать...
Французские рыцари врубились в ряды запаниковавших итальянцев, оказавшихся зажатыми между своими союзниками и разящими английскими стрелами. Рейнард начал пробираться в сторону богемских знамен, реющих выше на склоне холма. Он нашел Слепого Джона, с нетерпением дожидавшегося возможности ввязаться в драку. Двое рыцарей, которые находились рядом с ним, приковали цепями сёдла своих лошадей к седлу короля-самоубийцы, чтобы вести его в бой.
— Как битва? — с жаром спросил король Джон.
Рейнард бросил взгляд на долину, где французская конница топтала собственную пехоту, в то время как английские стрелы косили и тех, и других, убивая арбалетчиков и вышибая рыцарей из седел. Если не считать одного слабого залпа из поврежденных арбалетов, англичане не понесли ни малейшего урона.
— Неплохо, — ответил Рейнард.
Если король Джон больше всего на свете хочет умереть в сражении, он вполне сможет осуществить свое желание сегодня.
— Превосходно! — заявил король Джон, обнажая меч.
Иметь слепого командира авангарда уже не казалось Рейнарду такой уж большой доблестью. Если бы король Богемии видел, что творилось в долине, возможно, он приказал бы французской армии отступить. Но сейчас об этом нечего было и думать. Командование перешло в руки графа д'Аленсона, который с превеликим удовольствием топтал собственных лучников — сомнительная тактика при любых обстоятельствах. Вряд ли таким способом можно вдохновить на бой остальные войска.
