— Да, да, да. Ты бросился на них с палкой…
— Меня научил работать шпагой Нонг. Он многому меня научил. Нонг был начальником школы мастеров фехтования. В горах он готовил парней, которые будут драться за свободу своего народа.
— Ты палкой победил всех, но и тебя ранили. Мы спасли тебя.
— Это Лемма спасла меня. Она не испугалась. Она спрятала меня в скирде соломы. Вам было стыдно. Вы стали лечить меня на поле. Так мы и подружились. У вас хорошая дочь…
— Но я боюсь. Забирай муку и уходи. Она тоже боится…
— Нет, папа, не боюсь, — раздался тихий голос. — Я давно думаю о нём, как о муже. Мама сказала, что теперь он не раб. Рабом не был. Рабы — это вы. Весь посёлок. Безропотные и молчаливые. Вам ничего не нужно. Лишь бы вас не трогали. Выпьете веселухи, побьёте жён и детей. И опять работаете на кровопийцу. Мама мне разрешила выходить замуж.
— Ты смелая, дочка. Я — рад. А я вот всю жизнь живу трусом. Каждого стука боюсь. Вот придут и тебя заберут. Увезут в здравницу к Гирху. Что нам прикажешь делать? У нас этот страх давно поселился. Ничем не поможешь. Ничем не вытравишь. Если тебе будет так хорошо, если ты так решила, то и я согласен. А там будь что будет. Я и траншею смогу рыть и железо добывать на руднике. Прощай. Я скажу, что ты утонула в пруду, когда полоскала бельё. Мальчишкам ничего не объяснишь. Они глупы.
Степиков вдруг подумал, что он, прикоснувшись к судьбам людей, стал свидетелем и очевидцем несправедливости. Он вдруг почувствовал ответственность за них. Ведь может всё. Но не имеет права вмешиваться в ход истории. Что со мной сделают? Накажут. Посадят в клетку, изолируют, как преступника. Но он не для себя. А может быть, у них такая судьба. Другая — им не нужна. Они привыкли к этой жизни. Эксплуатируют их. Значит, они достойны этого. Смена Гирха к чему может привести? К такому же хаосу. Должна развиваться техника, нужно всеобщее образование. А зачем? — спросил себя Василий и задумался. — Образование нужно для чего-то. Они пока живут в средних веках. У них своё колесо истории. Пусть оно их везёт. Ты тоже трус, оказывается, — сказал себе Степиков, — Как бы чего не вышло? Как бы ни отчислили из института? Как бы ни сообщили о его плохом поведении родителям. Ты не лучше этого Латика, который живёт по воле сильного правителя, перед портретом которого нужно дёргаться, разводя руками…
— Привязывай верёвки к мешку, — сказал Степиков. — Лемму тоже нужно посадить в мешок, чтобы она легко перенесла полёт.
— Понятно, — радостно сказал Айкин. Мужчина ушёл в темноту склада. Подал пустой мешок и моток. Степиков проверил на прочность бечеву и принялся перевязывать мешок с мукой.
Преодолев притяжение, Степиков почувствовал, как образовывается капсула, уплотняющая пространство и атмосферу. Его спутники смотрели вниз и видели город в тенях и черноте ночи. Лемма, не понимая, что с ней происходит, удивленно спросила у Айкина, как он стал летать, как птица. Парень кивнул головой к плечу Степикова, который выбирал маршрут над горами. «Его к нам прислал Иссонез. Он может нас спасти от Гирха, но ему ещё нужно получить разрешение. Всё не так просто». «Я забыла маме сказать, чтобы она не поливала брюкву, — озабоченно проговорила девушка, обнимая горячими ладошками, плечи Айкина Ей казалось, что она безмерно счастлива, а о предстоящих трудностях не думала, так как они будут ещё когда-то, а сейчас рядом любимый человек, который дружит с очень могущественным парнем, который умеет летать по небу. Она слышала сказки от бабушки о ковре-самолёте, о сапогах-скоробегах. Она и сама летала много раз, но только во сне. Оказывается, в жизни возможно многое. Сказка — это не ложь, а лишь забытые ощущения. Огненная колесница, на которой ездит по небу Илия, уже прилетала. А Белая птица ещё прилетит».
Степиков оставил друга и его невесту у двери в пещеру. Он им не нужен. На станции принял душ и лёг спать, забросив балахон в контейнер для мусора. Он так и не разобрался с особенностями зерна. Ничего, успокоил себя, — завтра полетит один в замок и послушает о чём разговаривают правители страны, что планируют на будущее.
Утром Степиков проснулся усталым и недовольным собой. Что-то не давало ощущения радости и желания продолжать работу. Он хотел заказать завтрак и ванну. В комнату позвонили. Вошел Гордеев.
— Спим, практикант, Василий? Начнём знакомиться с планетой. Завтрак на столе. Как ты тут? Не скучал? Сегодня наши подлетят.
— Не скучал, — вскочил Василий с кровати. — Некогда было. Познакомился тут с отличным парнем. Вчера мы летали его сватать.
— Сон приснился? Начитался разных книжек. …Верю. Не горячись. Планета обитаема, говоришь. Что за голувита? Фантазёр.
— Посмотрите мои эксперименты. В контейнере лежат эти зёрна. Я сейчас покажу.
— Где ты их взял? — удивился Иван Андреевич, внимательно рассматривая будущего космоботаника.
— Тут такая странность. Местные Грасы и рели выращивают эти самые зёрна, а потом мешки исчезают, но вместо них появляются контейнеры с мукой. Мука, как мука. Всего в ней достаточно. И минералов и витаминов. Я проверил. …Ел. Ничего не случилось. Несправедливость у них. Средние века, — вздохнул Степиков. — Вы же сами говорили, что тут не всё понятно. Бывали и другие экспедиции. Свалку нашёл. Рассказывал Айкин о том, что и аварии были космолётов. Вижу по глазам, что не верите.
— Василий. Подожди. Позавтракаем. Обсудим. Ты очень загорел.
— Я — сейчас. Подождите минутку. Я вас столько времени ждал…
Степиков помчался в кладовую, где хранил собранные материалы и образцы. Помеченный пенал нашел быстро. Волнуясь, открыл. Матово блестели гранёные зёрна. Гордеев внимательно осмотрел находку, покачал головой.
— Ты молодец. Я решил, что паренёк от одиночества нафантазировал себе непонятно чего. Но странные зёрна подействовали на меня несколько угнетающе. Мы же второй год обследуем планетку. Ничего не нашли, а ты, студент установил контакт с какой-то цивилизацией. Умница. Как же быть? Выходит, я просмотрел целые народы. Проморгал. В центре не погладят по голове. Отчёты сочтут за фальсификацию. Надо что-то делать. Признать свою ошибку придется мне, а может быть, ты попал в параллельный мир, заскочил в складку времени? Придётся мне, Вася, признаться в непрофессионализме. Сдать полномочия? Вот это Гордеев, скажут в отделе. Лопух. Крот. Проморгал такое, что и слов нет, чтобы оформить мысль. Кто я теперь после этого? Но я летал, смотрел, собирал образцы, анализировал.
— Вы не расстраивайтесь. Это бывает такое.
— Посмотрим твои записи? Включай. Находку спрячь. Надо её ещё изучать. …Излучает что-то. Как бы ни облучиться. А то мы тут можем свихнуться от этой голувиты. Бывало и такое. И не такое…
