— Ясно, — произнесла девушка, но на лице ее сохранилось прежнее настороженное выражение.
Руиз пристально посмотрел на возлюбленную. Он по-прежнему наслаждался видом ее прекрасного тела, но точно так же он мог любоваться гениальным творением художника или скульптора. Исчезло желание, его сменила ненависть к тем, кто украл у него это драгоценное чувство.
Очевидно, эти эмоции отразились у него на лице, потому что Гундред похлопал его по плечу и успокаивающе произнес:
— Спокойствие, Руиз, главное — спокойствие. Родеригианцы отняли у нас почти все. Но то немногое, что у нас осталось, мы должны сохранить.
Бывший агент глубоко вздохнул и кивнул.
Остальные медленно, со стонами и кашлем, приходили в себя. Только Эйндиукс оставался неподвижным и немым, напоминая бронзовую статуэтку. Чуть погодя Руиз забеспокоился, уж не погубили ли кока те химикаты, которые им впрыснули. Он опустился на колени возле маленького человечка.
Дыхание Эйндиукса казалось слабым и поверхностным. Бывший агент с трудом нащупал тоненькую ниточку пульса. Тут ему почудилось, что человечек приоткрыл правый глаз — совсем чуть-чуть, еле заметно, но в этой щелочке блеснул зрачок, а не закатившиеся белки человека, лежащего в глубоком обмороке. Прежде чем Руиз смог проверить свое предположение, глаз снова закрылся, но Руиз был уверен, что кок подмигнул товарищу по плену.
Что, отравитель жив? — поинтересовался Гундред.
— По-моему, да. Ну, и что теперь? Мореход кисло улыбнулся.
— Будем ждать. Что же еще.
Мольнех встал и потянулся всем своим тощим телом.
— А они собираются нас кормить? — спросил он прежним бодрым голосом.
Руиз пожал плечами.
— Спроси у Гундреда. Именно он знаток нравов наших хозяев.
Моряк нахмурился.
— Вы напрасно считаете меня специалистом. Тридцать лет я пытался забыть то, что когда-то выучил. Однако нам говорили, что родеригианцы используют систему питания по требованию. Где-то неподалеку ты найдешь корзинку, полную питательных гранул или шариков. Поищи.
Фокусника как будто не слишком обеспокоил неприязненный тон Гундреда.
— Спасибо, обязательно, — сказал он и торопливо пошел прочь.
Второй помощник внимательно следил за ним, прищурив глаз.
— Из твоих гадюк эта мне нравится меньше всех. Уж слишком он напоминает единокровного брата смерти.
Наконец очнулся Дольмаэро. Лицо его побледнело и покрылось потом.
— Иногда внешность обманчива, — слабым голосом заметил он. — Из всех иллюзионистов, с которыми мне приходилось работать, у Мольнеха самое доброе сердце. Он, по крайней мере, не обращается с простыми людьми, как с клопами.
— Возможно. Ты его знаешь лучше, — согласился Гундред. — Но мне при виде его становится не по себе, и виной тому не просто его очаровательное личико.
— Ты и сам не красавец, — кисло сказала Низа. Мореход рассмеялся, на этот раз совершенно искренне.
— Верно. Хотя сейчас я выгляжу лучше, чем раньше.
Он открыл рот, продемонстрировав ряд блестящих белых зубов.
— Наши хозяева сняли мои фальшивые гнилые челюсти. Теперь я уже меньше похож на настоящего пирата, а? И если у кого-то из вас были подкорковые мозговые усилители или имплантированное оружие, вы их лишились. К счастью, никто не находился в зависимости от механических органов, иначе его уже не было бы в живых.
— О чем он говорит? — спросил Дольмаэро, сжимая ладонями виски.
— Некоторые жители пангалактики носят в своих телах разные устройства — оружие или коммуникационные приборы. А те, у кого не хватает денег на новые органы из собственных клонов, скажем на новое сердце, ставят механические протезы.
Низа пристально посмотрела на возлюбленного и серьезно спросила:
— А твое сердце из плоти, не из стали?
— Из плоти, — ответил Руиз.
Она замолчала. Бывший агент очень хотел бы узнать, какие мысли бродили сейчас в этой очаровательной головке и почему любовники опять стали такими чужими друг для друга. Неужели в этой перемене повинны генши?
Дольмаэро поднял глаза.
— В чем дело, Руиз Ав?
— Ничего особенного, — пробормотал тот.
— А-а-а, ладно, — старшина гильдии повернулся к Гундреду. — Ты, видимо, немало знаешь о тех, кто нас захватил. Можно задать тебе несколько вопросов?
— Я спрошу вашего предводителя, что он думает по этому поводу. А, Руиз?
— Дольмаэро — уравновешенный и неглупый человек, — серьезно ответил бывший агент. — Он обладает замечательной способностью рассматривать вещи под необычным углом. Кто знает, может, у него имеются любопытные наблюдения, которые принесут пользу всем нам.
Гундред дружелюбно кивнул.
— Почему бы и нет? Давай, спрашивай. Старшина гильдии задумчиво потер подбородок.
— Мы во власти рабовладельцев?
— Это точно, если не сказать хуже, — согласился моряк.
— И они предназначают нас… для чего? Теперь Гундред смутился.
— Раньше я бы ответил, что они продадут нас тому, кто больше заплатит. Или отвезут к Лезвиям Нампа, если не найдут покупателей. Но теперь… Я не вполне уверен, есть тут кое-какие странности.
Руиз почувствовал, как что-то зашевелилось в глубине сознания. Какая-то параноидальная извилина в мозгу пыталась вселить в него уверенность, что все силы вселенной стремятся погасить частичку жизни, именуемую Руизом Авом. Обычно он безжалостно давил подобные мысли. Они могли привести к помешательству, а главное, снизить эффективность его действий. Однако, похоже, ситуация изменилась.
— Что ты имеешь в виду? — как можно спокойнее спросил бывший агент.
— Ну, во-первых, Желтый Лист. Почему гетман ее ранга проявляет интерес к столь жалкой кучке пленников? Прошу прощения, но никто из нас не может считаться ценной добычей.
Дольмаэро нахмурился.
— Руиз Ав говорил, что мы, члены труппы фокусников с Фараона, стоим немалых денег.
— Не сомневаюсь в этом, — кивнул Гундред. — Поверь, я вовсе не пытаюсь вас унизить. И все же… сами гетманы занимаются только очень серьезными делами. Обычными торговыми сделками ведают такие «голоса», как Геджас.
— «Голоса»? Что это значит?
— А-а-а… это один из наиболее интересных элементов родеригианской культуры, — менторским тоном пояснил бывший ученый.
Руиз вдруг ясно представил его на кафедре, читающим лекцию прилежным студентам. Хотя человек, обладавший меньшим жизненным опытом, по-прежнему видел бы перед собой только мошенника с покрытым вульгарными матросскими татуировками телом.
— Видите ли, — продолжал Гундред, — на Родериго, больше, чем в каком-либо другом уголке вселенной, процветают интриги, жестокость, предательство. Гетманы помешаны на проблемах безопасности и секретности. Когда новый член организации проходит посвящение, ему удаляют язык и гортань, чтобы он никогда не смог открыть посторонним секретную информацию. Отсюда «голоса», то есть люди, специально обученные угадывать желания гетмана и говорить за него!
